Лаша Отхмезури - Жуков. Портрет на фоне эпохи

Процесс самодезинформации

Значит, представляя свой план упреждающего удара, Жуков неправильно истолковал мысли Сталина? В это легко поверить, потому что в мае и в июне вождь упрямо продолжал придерживаться политики умиротворения Гитлера, ограничиваясь полумерами для обеспечения безопасности своих границ. Упрямство, с каким этот человек отвергал поступавшие к нему отовсюду предупреждения, долгое время смущало историков. Сегодня можно согласиться с выводом, что этот великий параноик дезинформировал сам себя, тем более что построенная на терроре система, получившая его имя, мешала его окружению доводить до сведения вождя свои сомнения. Начальник военной разведки Голиков вел сложную игру человека, который хочет выполнить свой долг, докладывая правду, и при этом сохранить свою жизнь, для чего искажал правдивую информацию собственными неправильными выводами или же отбирал для доклада только те факты, которые были угодны хозяину Кремля. Один из лучших его сотрудников, Василий Новобранец, много позже расскажет, что Голиков не докладывал сведения, которые могли ему повредить. Или же использовал метод «срезания». «На каждом докладе,  – писал Новобранец,  – генерал „срезал“ у меня по нескольку дивизий, снимая их с учета, как пешки с шахматной доски. Никакие возражения на него не действовали. Основные доводы его возражений сводились к словам: „Это только предположение! Реально этих группировок нет“»[345]. Доклад Голикова от 31 мая, адресованный Сталину, Молотову, Ворошилову, Тимошенко, Берии, Кузнецову, Жданову и Жукову,  – образец его методы. Он оценивал сосредоточенные на советской границе германские силы в 120–122 дивизии, из них 14 танковых, но принимал за достоверные сведения подброшенную немецкой разведкой дезинформацию о том, что 122 дивизии вермахта сосредоточены против Британских островов. Вместо того чтобы проверить последнюю невероятную цифру, Голиков использовал ее для того, чтобы сделать ложный вывод: «Что касается фронта против Англии, то немецкое командование… довольно быстро восстановило свою главную группировку на Западе… имея в перспективе осуществление главной операции против английских островов. В заключение можно отметить, что перегруппировки немецких войск после окончания Балканской кампании в основном завершены»[346].

Жуков не совсем честен в своем рассказе о поступавшей по каналам военной разведки информации о подготовке немецкого вторжения. В беседах с Анфиловым он утверждал, будто Голиков не был ему подчинен и докладывал только Сталину. Первый пункт – ложь: Разведуправление, возглавляемое Голиковым, было непосредственно подчинено начальнику Генерального штаба. Что касается второго пункта, почти все доклады Голикова Сталину одновременно адресовались и Жукову. Наконец, было бы неверно утверждать, что все донесения были аналогичными и что Сталин был ослеплен ими. Если проанализировать донесения двух самых ценных советских агентов, работавших в Германии,  – «Старшины» и «Корсиканца», то можно заметить, что в них содержится большое количество дезинформации, распространяемой берлинскими спецслужбами. Во многих шифровках повторяется, что нападению Гитлера на СССР будет предшествовать ультиматум, скорее всего с требованием передать Германии в залог Украину, чтобы дожать продолжающую сопротивляться Англию. Немецкая разведка хорошо поработала: в этот сценарий поверили даже свои военачальники. Так, Эрих Гёпнер, командующий IV танковой группой, которая должна была брать Ленинград, писал своей матери 26 мая: «Вопрос о том, начнем ли мы наступление, еще не решен. Говорят о получении Украины в аренду на девяносто девять лет». Своему адъютанту он говорил: «Все наше развертывание – не более чем блеф!»[347] Другие донесения разведки указывают на то, что Гитлер смотрит в сторону Ближнего Востока, а не СССР.

У Сталина была большая агентура: он был буквально завален ее донесениями! В плане добывания информации ни одна разведка мира не могла сравниться по эффективности с советской. Зато в разведслужбах СССР не было никаких аналитических отделов и управлений. Роль аналитика Сталин отвел себе одному. Результатом стало то, что не было никого, кто мог бы исправить его искаженное восприятие внешнего мира, уравновесить его конспирологический невроз, его патологическую подозрительность. Невозможно понять действия Сталина, не зная его убежденности в том, что Запад извне и троцкисты внутри страны постоянно устраивают против него заговоры. Из тысяч сообщений он запоминал только те, что укладывались в его схему: Гитлер сосредотачивает войска, чтобы добиться от СССР новых уступок, а не для нападения на него. Он не готовит войну, он использует угрозу войны. Чтобы обмануть Сталина, руководству абвера – немецкой военной разведки – оставалось лишь убедить его в том, что все слухи о предстоящем германском нападении составляют часть кампании Черчилля по дезинформации советского лидера. Вождь глазом не моргнув проглотил наживку.

Жуков и Тимошенко не могли больше игнорировать информацию, поступавшую к ним от работавших за границей офицеров. Нарушения советского воздушного пространства немецкими самолетами стали ежедневными. 10 июня их насчитали десять, два дня спустя – тридцать. Отовсюду поступала информация о передвижениях танковых и авиационных соединений. 3 июня 24 германские танковые и моторизованные дивизии заняли исходные позиции. 10-го люфтваффе начали переброску к советской границе 2000 боевых самолетов. 13 июня Тимошенко и Жуков позвонили по телефону Сталину с просьбой дать разрешение привести в боевую готовность войска приграничных округов. «Подумаем»,  – ответил он им. На следующий день они пришли к нему на прием и повторили свою просьбу, на что Сталин им ответил: «Вы предлагаете провести в стране мобилизацию, поднять сейчас войска и двинуть их к западным границам? Это же война! Понимаете вы это оба или нет?!» «Ушли мы из Кремля с тяжелым чувством. Я решил пройтись немного пешком. Мысли мои были невеселые. В Александровском саду возле Кремля беспечно резвились дети. Вспомнил я и своих дочерей и как-то особенно остро почувствовал, какая громадная ответственность лежит на всех нас за ребят, за их будущее, за всю страну…»[348]

Но имела ли эта сцена место в действительности? В журнале посещений кабинета Сталина нет никаких ее следов. Если она все-таки состоялась, то грубый ответ вождя на просьбу Тимошенко и Жукова легко объясним. За несколько часов до Жукова адмирал Кузнецов сообщил Сталину, что все немецкие суда в спешке покинули советские порты, даже не разгрузившись; он просил, чтобы СССР принял аналогичные меры. Кузнецов и Жуков явились не вовремя, так как Сталин как раз распорядился передать по московскому радио невероятное сообщение ТАСС, текст которого был на следующий день напечатан во всех газетах и вручен Молотовым германскому послу Шулленбургу лично. «Еще до приезда английского посла в СССР г-на Криппса в Лондон, особенно же после его приезда, в английской и вообще в иностранной печати стали муссироваться слухи о „близости войны между СССР и Германией“. […] Эти слухи являются неуклюже состряпанной пропагандой враждебных СССР и Германии сил, заинтересованных в дальнейшем расширении и развязывании войны. […] По мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы, а происходящая в последнее время переброска германских войск, освободившихся от операций на Балканах, в восточные и северо-восточные районы Германии связана, надо полагать, с другими мотивами, не имеющими касательства к советско-германским отношениям; СССР, как это вытекает из его мирной политики, соблюдал и намерен соблюдать условия советско-германского пакта о ненападении». Это сообщение морально обезоружило многих советских людей, усыпив их бдительность. В нем следует видеть отчаянную попытку Сталина возобновить диалог с Берлином.