Адольф Гитлер. Том 3 - Иоахим К. Фест
Поздно вечером, перегруппировывая находившиеся на итальянской территории соединения и выделяя дополнительные силы, Гитлер почувствовал позыв к тому, чтобы оккупировать и Ватикан: «Там ведь торчит главным образом весь этот дипломатический корпус», а все возражения он отмёл лапидарным замечанием: «Всё это чепуха. Тут весь сброд, вот этот сброд свинячий и вытащим…» А потом, добавил он, можно будет и извиниться. Правда, в конечном счёте он отказался от этой мысли. И всё же ему удалось так усилить свои войска в Италии, что, когда Бадольо заключил вскоре с союзниками соглашение о прекращении огня, немцы смогли за несколько часов справиться с численно превосходившими их итальянскими войсками и занять все ключевые позиции в стране.
Муссолини же после его ареста перевозили в течение нескольких дней из одного места в другое, пока он не был вызволен командой немецких десантников из горного отеля на Гран-Сассо. Своё возвращение к власти он воспринял безучастно, так как видел, что изменился только антураж его заключения. В октябре ему пришлось уступить Германии Триест, Истрию, Южный Тироль, Триент (Тренто) и Лайбах (Любляну), что он и сделал все с тем же безразличием. У него было, собственно, единственное желание — вернуться назад в Романью, откуда он был родом. Мысленно он уже ждал конца. Одной из почитательниц, попросившей у него ещё в дни ареста автограф, он написал на своей фотографии: «Mussolini defunto»[591][592].
Однако эти события не только не убивали решительности Гитлера, а, скорее, укрепили её: человеческие слабости, половинчатость и предательство, встречавшиеся ему на его пути, лишь обостряли его чувство дистанции и придавали ему то ощущение великой трагической ауры, которая ассоциировалась у него с представлением об историческом масштабе. Как и в годы своего восхождения, когда он именно и утверждал свою убеждённость в кризисные по сути дела периоды, так и теперь с каждым новым поражением у него возрастала вера в себя; составной частью его базисного чувства пессимизма было то, что свою силу и опору он черпал именно в катастрофах: «До сих пор любое осложнение обстановки оборачивалось для нас в конечном счёте её улучшением», — сказал он как-то в кругу своих генералов[593]. Часть того воздействия, которое он по-прежнему оказывал на своё окружение, на скептически настроенных офицеров и ставших неуверенными функционеров, шла, несомненно, от той силы убеждения, коей награждали его удары судьбы. Очевидцы описывают, как, начиная с осени 1943 года, бродил он по мрачным помещениям бункеров ставки, окружённый стеной молчания и презрения к людям, и многим невольно приходила на ум мысль о «постепенно угасающем человеке»[594]. Но все подчёркивают неизменное гипнотическое воздействие, которым он по-прежнему обладал и которое находилось в удивительнейшем противоречии с его внешним обликом. Конечно, эта оценка может быть не свободна от оппортунизма, от интеллектуальной коррумпированности, а кое в чём и от потребности в самооправдании, и всё же сама личность остаётся примечательным феноменом энергии, умножающейся как раз в катастрофах.
Ведь все аргументы, на которые он мог ещё опираться, были сравнительно слабыми. Он любил напоминать о времени борьбы, поднимая его на щит как великую параболу триумфа воли и упорства, говорил о «чудо-оружии», с помощью которого он подвергнет союзников возмездию за их террор в небе над Германией, и связывал немало замыслов с ожиданием предстоящего раздора в рядах «неестественной коалиции» противника. Но весьма характерным было то, что он не был готов даже взвесить возможности сепаратного мира с той или другой стороной. В декабре 1942 года, а потом ещё раз летом 1943 года, Советский Союз через своё представительство в Стокгольме давал понять о своей готовности вести переговоры с Гитлером о заключении сепаратного мира. Все более опасаясь, что западные державы ориентируются в своей политике на войну на истощение между Германией и Советской Россией, последняя, наконец, в осторожной форме конкретизировала в сентябре 1943 года свои предложения: восстановление германо-советских границ 1941 года, свобода действий в спорных вопросах о проливах, а также широкомасштабные экономические отношения. Заместитель министра иностранных дел и бывший посол в Берлине Владимир Деканозов был готов приступить к обмену мнениями в Стокгольме с 12 по 16 сентября. Но Гитлер отклонил все переговоры. Он усматривал в этом советском зондировании тактический манёвр, и, действительно, по сей день остаётся неясным, насколько серьёзными были намерения Москвы. Что же касается Гитлера, то его соображения оставались маниакальными и застывшими, они определялись все тем же одним, раз и навсегда принятым решением. Своему министру иностранных дел, выступавшему за контакты с Москвой на предмет мира, Гитлер заявил, пожимая плечами: «Знаете, Риббентроп, если я сегодня замирюсь с Россией, то завтра я начну всё снова, — я просто не смогу иначе». Риббентроп справедливо выразил мнение, что Гитлер, вероятно, уже совсем не понимает смысл и возможности политики, для него существуют только «победа или смерть». Геббельсу Гитлер в середине сентября тоже сказал, что момент для политических контактов «максимально неподходящий», он сможет вести переговоры только после решающего военного успеха[595]
Однако до сих пор решающие военные успехи всегда лишь разжигали его жажду ещё более решающих военных успехов, а теперь о переломе уже нечего было и думать — бог войны, как заметил Йодль, давно уже отвернулся от немецкой стороны и подался в другой лагерь. В 1938 году, в пору великих архитектурных проектов, Альберт Шпеер завёл счёт для финансирования строительства исполинских зданий в столице мира городе Германца. А вот теперь, в конце 1943 года, он, не уведомляя Гитлера, молча прикрыл этот счёт[596].
Книга восьмая
Гибель
Глава I. Сопротивление
Убить!
Ответ фон Штауффенберга в конце 1942 года на вопрос, как поступить с Гитлером.
Европейское сопротивление. — Дилемма немецкого сопротивления. — Попытки покушения. — Сдержанность западных держав. — Группы и противоречия. — Фон Штауффенберг. — Вторжение. — 20 июля 1944 г. — Реакция не заставляет себя ждать, пытки, казни, аресты родственников. — Причины неудачи. — Государственный заговор, не оставивший следа. — Радикальные меры. — Решение о наступлении на Западе. — Наступление в Арденнах. — Большое наступление с Востока.
К началу 1944 года со всей мощью разворачивается штурм «крепости Европы» — Гитлер отступает на всех фронтах.
