Юрий Сафронов - Дневник Верховского

Извини нас замного написанное к вам.

Поручики Гвардии Керенский и <нрзб>

1917 год марта 7-го»{373}.

Для сравнения. 1 мая 1916 года в Петрограде в Императорской Академии художеств была открыта выставка английских плакатов Великой войны. В иллюстрированном альбоме, который нельзя назвать иначе, как патриотический панегирик королю и Великобритании, и листов которого касались руки А.И. Верховского, встречаются, к примеру, такие вопросы:

Наши предки: кто управлял этой Империей с такой мудростью и чуткостью, что ее каждая часть, без различия национальности и происхождения, присоединилась к ней в трудный для нее час?

Наши отцы: кто поднимается, чтобы охранять это великое и славное наследство?

Мы: кто будет вспоминать о нас с гордостью, с восторгом и с благодарностью, если мы исполним наш долг сегодня?

Наши дети: оправдайте же доверие ваших отцов и заслужите благодарность ваших детей.

ПОСТУПАЙТЕ СЕГОДНЯ ЖЕ — в ряды войск!

Почти каждая фотография снабжалась цитатами выдающихся людей Англии и обязательным восклицанием: «Боже, храни Короля»{374}.

(Возможно поэтому считается, что подданные Его королевского величества «умеют жить», даже не имея Конституции и правильно понимая принцип: «Царствует, но не правит».)

По воспоминаниям Родзянки, переговоры заговорщиков происходили на квартире Гучкова. Тузы финансового и промышленного мира знали, что заговор одобряют генералы Алексеев, Рузский, Брусилов. На некоторые такие собрания приглашался (почему-то) подполковник А.И. Верховский, делавший обстоятельные доклады; здесь «сильные мира сего» к нему присматривались…

В то же время нельзя не учитывать, что А.И. Верховский имел ясный, аналитический ум. Он знал, что такое революция и что за ней неизбежно следует хаос. Еще в «Сербском дневнике» он уделил место произошедшей в Турции революции, совершенной партией «младотурок» (тесно связанной с масонами) при решающей роли Энвер-бея. Налицо почти полная аналогия с событиями в России 1917 года. Александр Иванович размышлял о том, что случилось тогда с турецкой армией. По его мнению, с низвержением султана из армии ушла душа. Он писал: «Дисциплина зиждилась у турок на обаянии султана — первосвященника, папы. И вот когда святыня народная была поругана, султан свергнут, да еще кем, потурчившимися евреями, то обаяния личности у нового султана уже не было, а с ней и соль перестала быть соленой. Абдул-Гамид был жесток, но его воля была волей Аллаха, и с его свержением власть потеряла авторитет и веру народную. «Нас предают!» (С. дн. 28 II).

Академик В.О. Ключевский, как всегда, был краток и точен: «Абдул Гамид пал от инородцев и иноверцев…»{375}.

Заговор «дворянско-буржуазных верхов» планировался так: «Заговорщики предполагали свергнуть императора Николая II, императрицу отправить в монастырь, а императором сделать малолетнего Алексея, а до совершеннолетия назначить фактическим правителем, регентом, великого князя Михаила Александровича — брата царя. В качестве первого шага дворцового переворота намечалось убийство Распутина. В ночь с 17 на 18 декабря Распутина пригласили на квартиру к князю Феликсу Юсупову, где Пуришкевич вместе с хозяином квартиры и великим князем Дмитрием Павловичем шестью выстрелами покончили со «старцем»{376}.

Как сообщал А.И. Гучков на допросе в следственной комиссии уже после Февральской революции, в феврале 1917 года в тайном кружке решили, «захватить по дороге между Ставкой и Царским Селом императорский поезд, вынудить отречение, затем одновременно при посредстве воинских частей, на которые здесь, в Петрограде, можно было рассчитывать, арестовать существующее правительство и затем уже объявить как о перевороте, так и о лицах, которые возглавят собой правительство. Таким образом дело пришлось бы иметь не со всей армией, а с очень небольшой ее частью»{377}.

Английский посол Бьюкенен в своих воспоминаниях не скрывал, что заговорщики обсуждали у него в посольстве вопрос о перевороте. «Дворцовый переворот, — писал он в своих мемуарах, — обсуждался открыто, и за обедом в посольстве один из моих русских друзей, занимавших высокое положение в правительстве, сообщил мне, что вопрос заключается лишь в том, будут ли убиты император и императрица или только последняя»{378}.

А.И. Верховский в своих воспоминаниях излагал точные сведения о готовившемся смещении императора Николая II и назначении регентом великого князя Михаила Александровича. Дворцовый переворот, готовившийся лично А.И. Гучковым (главным заговорщиком), был назначен на 1 марта 1917 года, и на этот переворот было получено согласие некоторых иностранных правительств. Все было готово, но революция опередила заговорщиков, и через некоторое время возникла необходимость, по словам Гучкова, «…снова загнать толпу на место…»{379}.

Летопись исторических событий начала 1917 года беспристрастно засвидетельствовала, что 1 марта 1917 года (еще до отречения государя императора Николая II) в Гос. Думу явился конвой Его Величества и заявил о своей преданности народу. Сюда же, в Таврический дворец, приезжал великий князь Кирилл Владимирович и предоставил себя в распоряжение Комитета Гос. Думы{380}.

Весной 1917 года продолжались гонения революционных властей на представителей Дома Романовых.

15 марта 1917 года в Кисловодске в связи с перепиской, отобранной у генерала Чебыкина, подвергнута домашнему аресту великая княгиня Мария Павловна. Немного позже, в связи со слухами о «контрреволюционном заговоре», в имении бывшей императрицы Марии Федоровны и великих князей в Крыму 26 апреля 1917 года были произведены обыски…

Подполковнику Верховскому выпала тяжкая участь — организовать арест членов Дома Романовых, находящихся в Крыму. Заместителем Колчака, которого вызвали в это время для доклада Временному правительству о положении в Черноморском флоте, был скромный и тихий адмирал Лукин. Он разъяснял, почему именно Верховскому была доверена эта миссия:

«От Временного правительства получена телеграмма: назначить вас и выделить в ваше распоряжение средства для того, чтобы арестовать бывшую царскую фамилию. Я надеюсь, что вы используете весь ваш авторитет среди солдат и матросов для того, чтобы гарантировать бывшего главнокомандующего от эксцессов». Верховский из этого приказа сделал вывод: «Правительство бросало народу кость — бывшую царскую семью. А Колчак в Петрограде и на этом хотел приобрести политический капитал, передавая дело в руки своего офицера»{381}.