Миясат Шурпаева - Предания старины глубокой

Наконец-то пришло от Абуталиба письмо из местечка Усть-Кут, что на берегу реки Лены. Абуталиб писал, что все нормально, работает в лесу. Сообщил он и о том, что все они послали в Москву просьбы пересмотреть их дело, и ждут ответа. Больше всего, писал он, тревожит его положение матери и ребенка, просил уберечь сына. О болезни матери он еще не знал. Не найдя в родном селе сочувствие к себе, Мукминат решила поехать в Сибирь к Абуталибу. Категорически отсоветовал он ей ехать к нему, даже обиделся на такую мысль.

Мукминат опять пошла в контору колхоза просить работу. От одного к другому отсылали ее там, чтобы отвязаться от нее бригадир предложил ей работать на самых дальних участках. Сколько не просила дать работу поближе, ибо у нее маленький ребенок и прикованная к постели свекровь, но бригадир ее не желал и слушать. Пришлось в четыре часа утра вставать и вместе с ребенком отправляться работать там, куда никто не шел. Доведенная до отчаяния Мукминат послала тогда мужу в Сибирь такие стихи:

Мой безвинный белый тополь,Закованный, безгрешный олень,Хоть бы и меня посадилиВместе с тобой леденеть.С рассветом восходящаяСветлая звезда,От твоих страданийБолит моя душа.Кто же проклял нас, сказав.Пусть в муках соединятся.Не испив чашу любви.Чьи это сбылись проклятья?От фашистских пытокИзувеченный мой друг,Почему же и на РодинеТвои страданья длятся?Завидую ашугу, ибо знаю:Что в песнях печаль свою он изольет.Завидую плакальщице, что слезамиМожет вылить свою горечь.А с кем мне, обездоленной.Боль души разделить?Если один тебе верен,То другой – коварен.

Через некоторое время Мукминат получила ответ на свое письмо от Абуталиба, который тоже написал в письме несколько строк стихами:

Хоть и крепки морозы.В сибирской стороне,Наша любовь горячаяГреет душу мне.Работа такая тяжкаяВ закованном льдом краю!Все я снесу, все выдержуИ на ногах устою.Горе, если нашу любовьУложат в землю несчастья.И не опишут в книгах ееНи поэт, ни писатель.

Мать Абуталиба умерла, так и не увидевшись с сыном. Ничто теперь не удерживало Мукминат в ауле, оставила сына у своей матери и поехала в Махачкалу, искать работу, на любую была согласна. Устроилась на швейный комбинат, сняла квартиру и стала хлопотать о пересмотре дела своего мужа.

В 1953 году умер Сталин. Вскоре пронеслась весть, что всех, безвинно осужденных будут освобождать. И Абуталиб тоже сообщил, что приходили тут к ним следователи, вели допросы, выясняли степень виновности теперь хоть луч их надежды появился! Но так долго тянулось ожидание, вершители судеб не спешили, а больные слабые каторжане погибли. В 1953 году Мукминат пошла к следователю, попросила написать заявление о пересмотре дела своего мужа. И снова долго ждала ответа, ждала какого-нибудь решения. Все молчали в ответ, только одни слухи давали проблеск надежды. “Кое-кого уже освободил и, потерпи немного, – писал Абуталиб, – очередь”. Наконец в январе 1953 года Мукминат получила его телеграмму из Москвы. Абуталиб сообщил, что теперь он в пути домой.

Заплакала от радости Мукминат, долго плакала. “Слава Аллаху, что возвращается ко мне живым!” – все твердила она. Показала телеграмму на работе и стала каждый день ходить встречать поезда из Москвы. И возвращалась, не встретив его.

Однажды Мукминат расстроенная вернулась домой и увидела оборванного мужчину, сидящего у ее порога. Абуталиб! Она бросилась к нему и долго не могла выговорить ни слова. Зашли в комнату.

– На чем ты приехал, я ведь ходила тебя встречать к поезду? – спросила она в слезах.

– На поезде приехал. Я тоже думал, может ты пришла меня встречать, но потом подумал, ведь какой-нибудь знакомый может увидеть тебя рядом со мной, с оборвышем и нищим, и сам себе скажет: “Где, интересно, нашла Мукминат этого подзаборного? “И подумал, пойду сам по ее адресу домой, хоть соседи, наверное, знают обо мне. Так и дошел до твоего порога, – сказал Абуталиб. Мукминат видела, что он болен: тяжело дышал и часто кашлял.

– Ты, наверное, по дороге простудился. Я сейчас тебе чаю сделаю из чебреца, у меня и молоко есть, – засуетилась Мукминат.

– О…о, сколько лет я чебрец не пил! Это же дарман давай, давай побыстрее, – пошутил Абуталиб.

До полуночи не ложились, все говорили и говорили. Сколько еще нужно было сказать, о чем в письмах не написано? Слушая рассказ Абуталиба о тяжких условиях заключенных в Сибири, Мукминат сравнила Сибирь с концлагерем – единственная разница, – пояснил муж, – в том, что в Сибири таких пыток, как в концлагере, не было, но люди там погибали от холода, от голода, от болезней. Я тоже не раз заболел, однажды даже серьезно: крупозным воспалением легких, лежал в больнице при смерти. К счастью там оказался врач, кумык из Дагестана, тоже сосланный, бывший военнопленный, он-то меня и спас, назначил хорошее лечение, сам контролировал медсестер, за питанием следил… Он раньше меня освободился. Дай бог ему здоровья! Вот окрепну, поеду в Буйнакск, разыщу его обязательно. Он был родом из Буйнакска.

Болел Абуталиб, кашель не прекращался, пролежал целую неделю после приезда, хотел набраться сил, чтобы поехать в аул, повидаться с сыном, с родными. Мукминат, радуясь его возвращению, надеялась, что она теперь сумеет его поставить на ноги. После концлагеря он был хуже, думала она, положение было серьезное, вылечить болезнь легких, при недостатке лекарств и скудности питания – очень сложное дело. Порой Абуталиб не мог и подняться с постели. Вместе решили: надо вернуться в Караша.

Родной очаг и родные горные места сделали свое дело. Абуталиб стал понемножку работать в поле, помогал людям, кому крышу покрыть, кому окна застеклить – он был на все руки мастер и делал любую работу с удовольствием.

У Абуталиба и Мукминат родились еще дети. Потихоньку обзавелись хозяйством, появился и домашний скот. Но Абуталиб по-прежнему часто болел. Ездил он в Кумух в врачам, возвращался оттуда еще более уставшим и больным.

– От частого хождения к врачам нет пользы, больше нервничаешь и устаешь. За время, что потратил на поездки к врачам, мог бы полезное дело сделать, – сокрушался он, вернувшись из Кумуха.

В 1961 году как-то сообщили, что Абуталиба вызывают в Кумух, в военкомат. Мукминат испугалась.

– Что они теперь хотят от человека, который от одного дуновения готов упасть? Неужели не будет ему покоя на этом свете? – горько причитала она.

Абуталиб успокаивал как мог, говорил, что не может быть теперь ничего тревожного и серьезного. Мукминат собрала его в дорогу и на всякий случай послала с ним первенца – четырнадцатилетнего Махмуда.