Надежда Дурова - Записки кавалерист-девицы

Я поехала, выехала за деревню и точно увидела селение очень близко; но прямо проехать к нему нельзя было: надобно объезжать очень большое болото, поросшее кустарником. Нечего делать, я поехала кругом.

Наконец я и опять в селении, опять стучу поводом в слюду окна, опять тот же вопрос: «Чого тоби?», и опять на вопрос вопрос: «Как зовется деревня?», и опять ответ: «Гудишки»; одним словом, точь-в-точь так, как было в первых Гудишках: «Где офицер?» – «Какой офицер? Здесь нет офицера!»… Даже Алкид мой выходил из терпения! Здесь тоже стояли солдаты. «Не знаете ли вы, где здесь квартирует уланский поручик Бо-в?» – спрашивала я двух или трех проходящих мимо меня драгун. «Как не знать… Один уланский офицер квартирует версты две отсюда, в Гудишках». – «Опять! Да ведь это Гудишки?..» – «Конечно, Гудишки, но здесь стоим мы, драгуны, а уланы дальше». – «Нельзя ли мне дать проводника?» – «Только намекните им об этом, так ни одного мужика не найдете в целой деревне, все до одного спрячутся». – «Ну так хоть расскажи мне, как найти эту деревню, где стоят уланы». – «Да это под боком; как за деревню, так и увидите. Зимой полверсты только дороги, а теперь болота не допускают; кругом будет версты две; но дорога все одна, не заплутаетесь; держитесь только все вправо».

Я поехала. За деревнею дорога круто повернула влево; а ведь мне сказано держаться вправо; но вправо нет вовсе дороги… Однако в той стороне отдавался собачий лай, итак, там должна быть деревня; к тому ж и Алкид мой сам собою повернул тотчас направо. Он хотел было галопировать, однако ж я удержала. Кто знает, чем еще кончится и когда кончится такой несчастливый поход.

Более часу ехала я почти наудачу, потому что дорога то появлялась под ногами коня моего, то опять исчезала. Здесь я не могла ввериться безусловно инстинкту Алкида, потому что рисковала попасть в болото, если б дала ему волю идти прямо в ту сторону, где он предчувствовал жилье; итак, при малейшей топкости места я сворачивала в сторону; но, выехав на твердую землю, опять направляла Алкида туда, откуда от часу явственнее слышался лай собак; наконец я вдруг увидела себя близ домов. Все уже спало в этих низеньких, крытых соломою лачужках, огня не видно было ни в одном окне.

Я проехала далее в середину деревни; но надобно же было начать тем, чем начинала в двух первых деревнях: надобно было спрашивать, что это за деревня? Начался приступ по-прежнему. На стук мой в окно отвечала сперва одна только маленькая собачка испуганным ворчаньем, а после пронзительным лаем с визгом; этот лай и мой стук разбудили наконец все, что было усыплено в мрачной внутренности этого обмазанного короба, в котором литвин живет и называет своим домом. «А кто там?.. Чого тоби?» – «Какая это деревня?» – «Гудишки». Я несколько времени оставалась безмолвна; мне что-то уже страшно было спросить: где квартира офицера? И я решилась прежде узнать, кто стоит здесь – конница или пехота, итак, я начала опять спрашивать: «А кто квартирует у вас?» – «Коннопольцы». – «Ах, слава Богу! Наконец я нашла, что искала. У кого стоит офицер? Укажи мне!» – «Здесь нет офицера». – «Как?..» – «Чого тоби?» – «Нет офицера?» – «Да нет же; офицер в другом селе». – «Далеко отсюда?» – «Четыре версты». – «От часу не легче! А как [называется] то село, где офицер?» – «Гудишки». – «Боже мой! Не заколдована ль я?.. Что за проклятые Гудишки обступили меня кругом! Будет ли им конец!» Это я только думала… Наконец опять стала спрашивать: «Много уже прошло ночи?» – «А Бог знает! Думаю, что уж будет за полночь».

Что тут делать?.. Из Гудишек не выпутаешься! Дороги не видно, а теперь ехать четыре версты! Не ехать нельзя! Проводника не дадут! Поеду опять наудачу. «Куда же мне ехать из деревни?» На этот вопрос я не получила ответа. Пока я думала и передумывала, что делать, крестьянин заснул. Снова стучу, снова лай и визг, и снова: «Чого тоби?», но уже с досадою и бранью: «От се якийсь бис наскочыв!» – «Как проехать в те Гудишки, где офицер?» – «Прямо, все прямо! Никуда не сворачивать!» Ну хорошо, это, по крайности, безопасно; теперь уже не заплутаюсь, прямо ехать немудрено!

Алкид шел нехотя; ему, верно, казалось очень странно, почему я ни в одной деревне не остановилась ни на минуту, не вставала с него и почему он этой ночи не может никуда отвезть меня!

Я продолжала ехать все прямо и думала уже, что как по шнуру докачусь наконец к месту своего назначения. Теперь я не видела надобности тащиться шагом, дотронулась легонько ногами к бокам Алкида; он поднялся в галоп и после двух скачков стал как вкопанный… Передо мною был забор вышиною вровень с головою коня моего и тянулся вправо и влево на такое пространство, о котором я не могла иметь никакого соображения, потому что было темно, и я видела только то, что было передо мною! Прошу теперь верить чему-нибудь! Что могло быть определительнее этих слов: «прямо, все прямо, никуда не сворачивая!»…

Но как же не свернуть, когда прямо забор такой вышины, которую нельзя перескочить! Как тут не свернуть! Я поворотила направо и проехала вдоль забора. Я все ехала, забор все тянулся. Наскуча видеть его неотступно с левой стороны, я оборотила лошадь, проскакала в галоп до того места, от которого повернула вправо, посмотрела через забор, нет ли там дороги; но, не видя ничего, решилась ехать влево до тех пор, пока проеду эту досадную загороду. Она, однако ж, не кончилась, но повернулась круто вправо, туда же повернула и я, рассудя, что благоразумнее держаться чего-нибудь солидного, нежели плутать наудачу в поле.

Мне казалось, что я проехала верст около двух все близ забора, по крайности я так думала, бесполезно стараясь вслушаться, не лает ли где собака. Все было тихо! Теплая и прекрасная весенняя ночь была темна, земля сыра, и снег не во всех местах еще сошел. Несмотря на темноту, я могла заметить, что в стороне этой было много болот и что они местами поросли мелким кустарником.

Эти соображения заставили меня наблюдать большую осторожность и держаться своего забора как такого путеводителя, с которым я не рисковала утонуть в болоте; но вот забор опять круто поворачивает вправо! Вплоть к углу его подошла дорога; но куда и откуда? На эти вопросы отвечать некому. Однако ж если я все буду поворачивать направо, то, разумеется, объеду кругом забор и не подвинусь ни на шаг ближе к селению; итак, надобно ехать дорогою. Не может быть, чтоб она была через болото! Разве это зимняя! Надобно бы рассмотреть.

Я встала с Алкида, наклонилась к земле и рассматривала дорогу: на ней видны были недавние следы колес и копыт конских, я опять села на седло, но Алкид, казалось, был недоволен этим: он не трогался с места и оборотил круто свою голову ко мне… Я тотчас встала опять и повела его в поводу; он пошел, наклоняя морду до земли и стараясь захватить траву, которая только что начала показываться. Бедный конь устал и проголодался!