Ирина Озерова - Память о мечте (сборник)

«И полыхнула в полдуши догадка…»

И полыхнула в полдуши догадка,Вполсилы, вполнакала, в полстроки.О логика! Холодная печатка,Пустое повторение руки.

Ты смотришь, но твои глазницы пусты,Как будто в дом покинутый стучусь.Поэзия! Высокое искусство,Бессмертная подделка смертных чувств.

И ты легко переступаешь черезМир, сданный на хранение стихам,И не болит искусственная челюсть,Положенная вечером в стакан.

А я, не став беспомощней и злее,Вновь безымянно растворюсь в толпе.Не удивляйся! Я тебя жалею:Еще страдать в бессмертии тебе.

Там, в вечности, такая ностальгия,Что отомрет спасительная ложь,И хоть давно распалась на стихи я,Ты бронзовые губы разомкнешь.

И позовешь, и назовешь впервыеТо имя, что мучительно скрывал,И, как морщины, трещины кривыеПокроют потрясенный пьедестал.

Но прошлое, как это имя, кратко,А вечность благодатна для тоски…Во времени забытая перчаткаТеряет очертания руки.

Триптих

I

Прошедшее горе – не горе.Уходит, как дым из трубы.Но сухо и холодно в горлеОт речи обычной судьбы.

И если прочувствовать строго —Елабуга – в центре земли.Петляла, петляла дорогаДо самой пеньковой петли.

Но все одинаковы раны,И все равноценны слова,И все забывается равно —Елабуга или Москва.

Марина, Марина… Мария…Созвучны в любви имена,И славы пустой истерия,И жизни простой тишина.

Сидит вдохновения филинНа черном, сгоревшем суку.Ах, сколько же горьких извилинВ твоем изболевшем мозгу!

А память спокойна.Но в полночь,Лишь стрелки часов совпадут,На помощь, на помощь, на помощьЗабытые мощи зовут.

И ты встрепенешься в надежде…Но мертвые очи – в пыли.Как прежде, как прежде, как прежде,Елабуга в центре земли.

II

Холм из цветов. А посредине гроб.И кто-то глаз с покойницы не сводит.И на ее разгладившийся лобПоследнее спокойствие нисходит.

А для кого-то горе – не беда,Пока еще не ягоды – цветочки…И капает соленая водаВ подставленные вовремя платочки.

Оплачен щедро медный голос труб,Литавры сердце рвут в привычном ритме.Ведь похороны – это тоже труд,Искусство даже, что ни говорите.

На кладбище промерзшая земля,Ее упорство ломик рвет неловко,У края ямы, душу веселя,До времени скучает поллитровка.

И будешь ты стоять совсем одинНа комьях земляного пьедестала…Покойница узор своих морщинСопернице коварно завещала.

Одна ушла. Другой не подойти.Ты платишь запоздалые долги им.…За нас в начале и в конце путиНеутомимо думают другие.

III

Сегодня холодно и снежно,Свободно по календарю.Я так легко и неизбежноСама с собою говорю.

Собаки лают, сосны стынутСреди нетронутого дня…Мои заботы не настигнутТакую легкую меня.

Но как похожи в день морозныйДесятки непохожих мест —И Переделкинские сосны,И скромный Комаровский крест.

Мы долго числимся живыми,Посмертно изредка живем,Не каждый крест украсит имяХимическим карандашом.

Нам столько суждено Елабуг!Но мертвым лучше, чем живым.И голову склоняет набокВорона над плечом моим.

Как бог языческий, искусствоРасплещет кровь по алтарю,И станет вдруг легко и пусто,Свободно по календарю.

И нету ни причин, ни следствий.Одна, одна, совсем однаБегу по собственному следу,От прошлого отрешена.

Зима дорогу поджигаетВеселым снегом – не углем.Но будущее поджидаетМеня спокойно за углом.

И не в котомке, а в портфеле,С последней модою в ладу,Оно несет свои недели,Оно несет мою беду.

Как неизбежность терпелива!Но угадав свою сосну,Я безмятежно и счастливоСегодня за угол сверну.

Круг

Неодолима сила алтарейИ не скудеет звон церковных кружек.И манит телевизорный елейВ синтетику закутанных старушек.

Мы снова принимаем королей,В их честь палим из пролетарских пушекИ не стыдимся голубых кровейИ прочих антикварных безделушек.

Неужто бесконечен только круг?!Иллюзия движенья – лишь недуг,Который хочет оправдать философ.

На цыпочки привстану над чертой:Меня экзаменует граф Толстой,А вместе с ним – крестьянин Ломоносов!

Оркестр

Я пальцами коснусь скрипичных струнИ пальцы обожгу. А все же эхоЧужим смычком рожденного успехаМеня в оркестр поманит, как в табун.

И подчинится духовой крикун —Ведь мне рожок пастуший – не помеха.Среди чужого ржания и смехаКривую спину выправит горбун.

Я слушаю – и все-таки не верю:Все скрипки – Страдивари и Гварнери,От светло-рыжих и до вороных.

Я слушаю – и все же нет покоя:Ведь я касалась звучных струн рукою,А где смычок, чтобы играть на них?!

Скрипка Паганини

Умирает скрипка ПаганиниВ славе, под стеклянным колпаком.Раз в году встречаясь со смычком,Расхотела жить она отныне.

Танца ресторанного рабыни,Скрипочки с фабричным ярлыкомМогут в одиночестве такомСмутно вызвать зависть у богини.

Но ее не каждая рукаВ силах тронуть волосом смычка,Чтобы пробудился звук счастливо.

Лишь однажды он придет ко мнеИ сыграет на одной струнеВсе, что долго было молчаливо.

Гойя

Офорты Гойи?! Что офорты!Добро рождается в борьбе,И в неизвестность распростертоВсе то, что он прозрел в себе.

Потом мы видели воочью,Как прялка сотворяла нить:Машины приезжали ночью,Чтобы офорты повторить.

Теперь размножены офсетомСтраданья сквозь туман стекла…Но не торопятся с ответомБоровшиеся против зла.

Пусть палача возненавиделТот, кто не пожелал прощать…Но Гойя ад в душе предвидел,Мы – явь боимся обобщать.

Уймись, всесильный инквизитор:Я глух – твои тирады зря!Но потрудился реквизитор —И вот готовы лагеря.

А глух – не оправданье это,Лишь кара Божья, нищета…Распятье над землей воздето,Всеобщей стала глухота.

Аппиева дорога