Андрей Ерёмин - Отец Александр Мень. Пастырь на рубеже веков

Батюшка не делил мир, в котором жил, на чёрное и белое. Мол, в Церкви исключительно святые, а в миру одни негодяи. Здравомыслие и жизненный опыт наглядно показывали, что и в Церкви много грешников, а, с другой стороны, даже в таком мрачном и подлом месте, как КГБ, находились люди, способные творить добро (один из тех, кто его допрашивал в КГБ, потом у него же и крестился).

К тому же отец Александр не считал политические вопросы самыми насущными в жизни Церкви. Некоторым его прихожанам казалось, что главная наша проблема — политическая несвобода, которой нет на Западе, но которая «зажимала» нас. Но батюшка говорил, что свобода и несвобода — внутри человека. А утверждение, что западные люди все внутренне свободны (откуда же тогда столько неврозов, такой разгул наркомании и самоубийств?), а советские — нет, это миф.

«В тесноте Ты давал мне простор, когда я взываю, услышь меня, Боже правды моей», — говорится в 4 псалме. Те, кто видит причину церковных неудач в политическом строе, по сути заменяют духовную работу поиском внешних врагов Православия. «То, что внешние вещи оказываются сильнее, — писал отец Александр, — является свидетельством незрелости мирового христианства».

Одни видят врагов в католиках, евреях, либеральных православных, в тех, кто читает Евангелие на русском, а не на церковнославянском языке, другие — в коммунистах и атеистах. На самом же деле только мы сами делаем себя несвободными. Поэтому батюшка считал, в частности, что для обретения истинного чувства свободы совершенно бессмысленно эмигрировать. Он говорил: «Христианин должен бурить землю на месте, на котором поставлен Богом». Внутреннюю свободу мы можем обрести уже здесь, сегодня, для этого нужна только настоящая «метанойя» (обращение). А эмиграция создаёт лишь новые проблемы — материальные, языковые и прочие.

Батюшка хотел видеть нас свободными не от обязанностей, а от сознания советской «коллективной среды», чтобы нас не тянуло в сказочные заграницы, и мы ощущали себя счастливыми на своей Родине. Он знал, что это счастье возможно только рядом с Иисусом. И ставил себе задачу — создать своим прихожанам условия для встречи с Христом, помочь каждому реализовать себя во всей полноте, не теряя драгоценного времени на адаптацию к непривычным условиям жизни.

Он, действительно, необыкновенно ценил время. В домике при Церкви на стене висели часы, на столе стояли подаренные кем‑то японские часы–приёмник; когда он стал настоятелем, электронные часы появились даже в алтаре. Он часто вспоминал слова известной советской песни: «Есть только миг между прошлым и будущим, именно он называется жизнь» — и учил нас ценить этот миг, не тратить время попусту.

Он говорил, что стоит потерять даже полчаса, как всё пропало… Там, где упускаешь небольшой отрезок времени, за ним проваливаются целые куски. В своём еженедельнике он планировал работу и встречи на полгода вперёд, никогда не отвлекался на суетные мероприятия и потому успевал делать очень много.

Отец Александр помогал своим ученикам жить в том социуме, в котором они родились. Батюшка говорил, что «Христос учит не тому, как произошло зло, — это философия. Он учит нас тому, как жить в мире, в котором есть зло».

Несмотря на то, что отец Александр был против бегства христиан из социальной жизни, ему нравилось, когда люди вырывались из рутинной обыденности в творчество, когда они не крутились на службе, как винтики. Свободная творческая работа требует риска и веры, позволяет почувствовать помощь Божию. Батюшка любил, чтобы люди сами распоряжались своей жизнью, а не система управляла ими. Возможность полностью себя реализовать даётся человеку именно в творческой работе.

В задачах, которые ставил перед людьми отец Александр, не было ничего революционного — стать человеком, хорошо работать на своём месте, быть добрым к сослуживцам, любить свою семью и своих друзей, быть хорошими, любящими родителями, верными мужьями и жёнами.

Все это некоторым людям казалось чем‑то незначительным. Они обвиняли батюшку в том, что он не борется с архиереями, с советской властью, в то время как сами нуждались в решении простых проблем. Подобные «мелкие цели» были для них на самом деле недостижимы, и бунт казался им куда более притягательным, нежели настоящие ценности человеческой жизни.

Но, конечно, гораздо больше было людей, которые ездили к отцу Александру, привлечённые его внутренней гармонией, соединением в нём настоящей глубокой учёности с удивительной простотой и смирением. Знаменитый священник, писатель, богослов был в общении скромным и мудрым. В советскую эпоху тотальной профанации ценностей интеллигенция стремилась прежде всего к такой простоте и искренности.

7 

Отец Александр легко общался с людьми, ещё не принявшими христианскую веру. Он жил среди них и умел их любить, несмотря на то, что находился в идейной оппозиции существующему режиму. На вопросы о своей вере он отвечал, не нападая и не обличая, а, напротив, отыскивая положительные черты, общие для него и его собеседника. Общими были такие понятия, как справедливость, братство, скромность и некоторые другие, заимствованные коммунистической идеологией из христианской этики. Хотя эта идеология была лживой и использовала данные представления, чтобы манипулировать сознанием масс, но все‑таки подобные положительные принципы питали ум и совесть многих честных людей советской эпохи. С этим надо было считаться.

Батюшка никогда не стремился доказать оппоненту его несостоятельность; он всегда апеллировал к лучшему в собеседнике и разговаривал с ним так, будто тот выше своего уровня, чтобы у человека был стимул подняться над тем, к чему он привык.

Неприятию людей и жизни, враждебности, осуждению, которые были весьма характерны для диссидентских кругов 60–80–х годов, батюшка противопоставлял любовь, сочувствие, милосердие, понимание. И всё, что он делал и писал, пропитано этим духом. Он считал, что книги, где нет беспристрастности, доброжелательности, — это книги инквизиторов, которых лишили возможности сжигать людей на самом деле; так вот они сжигают их на бумаге.

Отец Александр полагал, что люди, для которых весь мир состоит из одних негодяев, — это те, у кого в душе царит зло, поэтому и кругом они видят одно только зло. А батюшка полагал, что живя в действительно трудных условиях, советские люди удивительным образом сохраняли человеческий облик. Он говорил, что они могли бы быть намного хуже, и мы должны удивляться тому, что они сохранили какую‑то человечность. Сам отец Александр всегда старался в любом человеке найти что‑то возвышенное, позитивное и сокровенное (в каких бы формах это ни выражалось) — найти, так сказать, его религиозный центр.