Андрей Ерёмин - Отец Александр Мень. Пастырь на рубеже веков

Осознание своей онтологической ценности в глазах Христа помогает человеку откликнуться на Его любовь, услышать Его призыв, открыть своё сердце. Ничтожный человек, недолюбленный, недооценённый, видит Бога как Громовержца и не верит в Его заботливый промысел, не верит в то, что Бог его любит, сколько бы ему об этом ни толковали.

Все святые — те, кто познал на себе преображающее действие Духа Святого, рождение в себе Новой твари, — говорили о высоком призвании человека: «Познай своё благородство, а именно, что призван ты в Царское достоинство», «ты призван к сыноположению, к братству, в невесты Христу» [23].

В одной из проповедей батюшка говорил: «Мы созданы, каждый из нас оберегаем, каждый из нас — дитя Божие, мы не можем быть ничтожны; мы об этом забыли, — вот почему мы несчастны».

Отец Александр высоко ставил поиск человеком своего и только своего места в жизни, верность своему призванию, чего бы это ни стоило. Он считал, что если Бог позвал, если дорога определена — нечего «подстилать соломку», чтобы не упасть. Тут он бывал непреклонен.

В книге «Сын Человеческий» батюшка писал: «Проповедь Иисуса обращена не к “массам”, не к безликому муравейнику, а к личности. В толпе духовный уровень людей снижается, они оказываются во власти стадных инстинктов. Поэтому Христос придаёт такое значение отдельным судьбам. В любом человеке заключён целый мир, бесконечно ценный в очах Божиих» [24].

Одна прихожанка Новой Деревни рассказывала мне о своём первом приезде в церковь со своим приятелем, который открыл ей туда дорогу. Когда она увидела, как батюшка подошёл, обнял, поцеловал её друга, она впервые в жизни почувствовала, что такое отец. Он не был гуру или суровым старцем, не был формальным «духовным отцом». Он был человеком, действительно родившим нас в духовную жизнь. Отношения отца Александра с прихожанами лучше всего иллюстрирует его же проповедь о блудном сыне:

«Заметьте, что отец как будто бы всегда стоял на пороге и ждал своего сына, которого продолжал любить, и ждал не с гордостью, не с тем, чтобы упрекнуть его, а ждал с горечью и любовью. И несмотря на то, что он был уже глубоким стариком, первым побежал ему навстречу, обнял и ничего не ответил на заученные слова, которые повторял его сын: “Отец, я согрешил, я не достоин называться сыном, я буду у тебя работником ”. Отец повёл его в дом, велел одеть его в новые одежды и устроил пир в его честь. Нам всем понятно, какую радость испытывал отец, потому что почти у всех нас есть дети, и хотя они нередко нас огорчают, для матери и отца дети всегда остаются детьми, что бы они ни сделали. И вот об этих родительских чувствах говорит Господь в Своей притче — о том, что отец не упрекнул сына, не сказал ему: “Ты развеял по ветру мои деньги”, а простил его и устроил праздник…»[25].

Для батюшки настоящий отец — тот, кто относится к детям с нежностью, без давления. Кто способен по первому требованию, без ссоры отпустить заблудшее чадо в «страну далече».

А как мечтал отец Александр, чтобы у нас в жизни что‑то получилось, чтобы мы нашли себя, чтобы добились успеха в том, что делаем! Он и сам всячески этому способствовал. Но никогда не предопределял наших шагов, не навязывал своего мнения, хотя и обладал удивительной прозорливостью. Как деликатно он помогал проявиться талантам, но никогда насильственно не раскрывал руками лепестки ещё не распустившегося цветка. Он только питал его своими соками, согревал своим теплом и любовью. И конечно, он дарил свободу, которая предполагала, что любой человек мог уйти от него. Это была любовь, подобная любви Небесного Отца. Люди, прошедшие в детстве через авторитарное воспитание, познавали в общении с батюшкой любовь Бога Отца…

9

С началом перестройки люди среднего возраста и молодёжь особенно потянулись к Церкви. И отец Александр осознавал, что настало время свидетельствовать и давать ответы на их жгучие и вечные вопросы. Подвижник Западной Церкви брат Шарль де Фуко писал в письме к брату Раймонду де Блику: «Наставниками молодёжи должны быть не религиозные теоретики, а люди веры и святости, умеющие убедительно показать свою веру, внушить молодым доверие к её истине». Отец Александр полностью соответствовал такому идеалу наставника.

Он довольно часто собирал молодёжь в домашней обстановке, у кого‑нибудь на квартире, и разговаривал с ними о самых острых проблемах жизни.

Туг надо было иметь особый подход. Батюшка понимал, что «в молодости особенно противятся менторскому тону и поучающему высокомерию, поэтому делал свою диалектику тонкой, ненавязчивой, дружеской» [26].

Те, кто задавлен поучениями родителей и школьных учителей, потом мстят старшему поколению хамством, грубостью, пренебрежением. Отец Александр всегда с крайним уважением и деликатностью, как со взрослыми, разговаривал с молодыми людьми. Он говорил: «Только то, что заложено в камне, то и может выделить скульптор. Любое давление может только ограничить и унизить личность, ухудшить её, но не улучшить».

Батюшка учил молодых быть добрыми по отношению к старшим и вообще к окружающим, говорил, что «добрый — это сильный человек, сильный в том смысле, что он понимает силу своего добра, ценность своей личности. А злой — это слабый человек. У него и на лице всегда написано, что он — дёрганый, нервный, закомплексованный, он не уверен в себе, он “кусается”». В одной беседе с молодёжью отец Александр приводил такое сравнение:

« Что такое злой человек? Есть такие маленькие собачки. Я их всегда сравниваю с сенбернаром. Посмотрите на огромного могучего сенбернара или ньюфаундленда. Эти собаки добрые, потому что они сильные. В собачьем мире это слоны. Они уверены в своей силе. И человек спокойный, уверенный не будет злобным. А посмотрите на маленьких собачек, которых в кармане носят: они на всех готовы броситься, как будто бы они сознают свою ничтожность и безобразие и мстят людям за то, что они их так исковеркали и превратили то ли в мышей, то ли в кошек. Вот такая душа и у злобного человека. Она похожа на эту собачку с выпученными глазами, которая на всех лает. Значит, можно научиться добру».

По мнению отца Александра, в личной истории каждого человека есть что‑то такое, что позволяет ему посмотреть на себя не как на самое последнее существо. Он напоминал людям об этих лучших моментах их жизни, а также о том, что уважение к себе и к ближним возрастает тогда, когда мы начинаем делиться: своими талантами, своими дарами, своим свободным временем, своим душевным теплом. Батюшка считал, что неравенство между людьми, неравенство даров — необходимый элемент жизни, обеспечивающий прочность человеческих связей. С таким видением связан и его взгляд на брак — не как на поприще бесконечной конкуренции, а как на взаимное дополнение и взаимопомощь.