Лебединая песня - Овидий Александрович Горчаков
На экзамене Ане достался именно этот вопрос — о слое Хевесайда.
— Слоем Хевесайда, — бойко начала Аня, — называется слой ионосферы, отражающий радиоволны…
Эх, ей бы в Сещу эту чудесную рацию!.. Ведь на сещинской авиабазе у немцев работало столько раций, что фашисты-«слухачи» никогда бы не запеленговали Анину рацию! И все разведданные шли бы прямиком в «Центр», а не кружным путем через рации партизан и разведчиков Клетнянского леса!
Около двух месяцев училась Аня. Первого июня занятия кончились. Аня уже умела быстро принимать и передавать, расшифровывать и зашифровывать радиограммы с пятизначным цифровым текстом, выдержала все экзамены.
Улетели в тыл врага Анины подруги Паша Бакутина и Аня Полякова. Пришел проститься Иван Петрович Косырев. Куда улетели друзья, с каким заданием, надолго ли — такие вопросы не полагалось задавать, но Ане, обняв ее дружески, Иван Петрович сказал: «Лечу в Польщу, в район Серпц — Млава. Может, встретимся…»
Аня и Люся все свободное время читали специальную литературу, до одури зубрили немецкие разговорники, порой целый день напролет говорили друг с другом только по-немецки.
Двадцать третьего мая Аня справила свой день рождения. Ей исполнилось двадцать три года. Чуть не до утра пели песни. Наши освободили в апреле Одессу, и теперь совсем иначе звучала Анина любимая песня — «Вечер на рейде».
Одиннадцатого июля Аня и Люся вторично проходили медицинскую комиссию. Аня побаивалась комиссии, волновалась:
— А вдруг скажут, что нервы у меня никуда не годятся?
— Главное, Анечка, не дрейфить! — уговаривала ее Люся. — Уж десять месяцев, как фашистов прогнали! А у тебя и тогда нервы были крепкие.
Аня прошла по всем статьям. А Люсю врачи забраковали из-за каких-то шумов в сердце.
Люсю демобилизовали из армии и отправили домой. Она уезжала из части в Сещу, понурая, заплаканная. Аня собрала ее в дорогу, крепко обняла, протянула подруге узелок с гостинцами для сестренок.
— Ну, что ж, Люсек, — сказала она на прощание подруге, — зато наверняка жива будешь!
В тот вечер Аня впервые за долгое время всплакнула над русско-немецким словарем. Порвалась еще одна связь с Сещей. С кем-то теперь сведет Аню судьба…
Она перешивала полученное в части темно-зелепое пальто на костюм — в костюме удобнее по лесам бегать. Дочь портного, Аня понимала толк в кройке и шитье. Бывало, шила своей единственной кукле платье из обрезков «материала заказчика», потом стала шить платья сестренкам.
Свой костюм она хотела кроить по немецкому журналу мод, но такого журнала в Ямщине не нашла. В Сеще-то их было завались — немки-связистки выписывали, они по воскресеньям часто надевали цивильные платья и костюмы. Пришлось шить по памяти. Тот же лейтенант, который привозил ей паек, привез пистолет ТТ с патронами и экипировку — все, что могло Ане понадобиться в тылу врага из одежды.
Экипировка соответствовала ее «легенде» — работала в штабе авиабазы люфтваффе официанткой казино, делопроизводителем полевой почты, секретарем-машинисткой. Была невестой власовца. Опасаясь репрессий со стороны органов НКВД, эвакуировалась с немцами на запад; ищет работу по специальности.
Это лишь общий очерк легенды, все шито белыми нитками… Надо продумать каждую деталь. Прическа должна быть немецкой, нужно сделать маникюр, подбить плечи костюма ватой, повесить на шею золотой крестик, заучить «Отче наш», побывать в церкви в Смоленске…
Часто задумывалась Аня над своей будущей работой в тылу врага. Успокаивало одно: что бы там ни было, ей не придется, как прежде в Сеще, рисковать жизнью всей семьи…
Аня продолжала настойчиво совершенствоваться в своей новой профессии. Работала на рации не только в избе, но и в ближайшем лесу. За месяц до вылета в тыл врага старший лейтенант Сергей Бажин, инструктор, готовивший Аню, дал ей, как радистке, такую характеристику:
«В связь вступает хорошо. Цифровой текст принимает почти без запросов. Передача на ключе четкая. Код и радиожаргон знает хорошо и правильно им пользуется. В работе оперативна. Вывод: к практической работе на связь в тылу противника готова».
Автобиография, справки, кадровые характеристики… Казалось бы, зачем они — не в «личном деле» Ани Морозовой, а в повести о ней? Однако какая волнующая картина складывается из этих сухих и деловитых строк, написанных самой Аней Морозовой и теми, кто готовил ее для смертельно опасного подвига в гитлеровском тылу.
А впереди предстояло самое трудное практическое испытание. Пять дней подряд, с 14 по 18 июля, она должна была связываться с радиоузлом штаба своего 3-го Белорусского фронта (к этому времени Западный фронт разделился на три Белорусских фронта) и в условиях, приближенных к боевой обстановке, принять и передать целую серию радиограмм. А радиоузел штаба находился от нее за триста двадцать пять километров! Вскоре начальник оперативной части радиоузла подписал такой акт:
«Корреспондент № 2165 передает на простом ключе в 1 минуту 100 знаков буквенного текста и 90 знаков цифрового. Качество работы на ключе — хорошее. Принимает на слух с эфира при слышимости сигнала 3–4 балла на фоне незначительных помех с аккуратной записью принимаемого текста: цифр — 90 знаков, букв — 85 знаков в минуту… Радиостанцию «Север» знает хорошо. В принципиальной и монтажной схеме разбирается хорошо. Может практически эксплуатировать рацию типа «Север». Простейшие неисправности отыскивает и устраняет быстро. Общий вывод: может быть допущена к самостоятельной работе на радиостанции типа «Север» за линией фронта».
Конечно, молодой радистке еще далеко до мастеров, принимающих тексты со скоростью до трехсот знаков в минуту, но начало неплохое.
— Радист, — твердил инструктор Бажин, — это волшебник, который ловит телеграммы по воздуху!..
Одновременно шла подготовка «Лебедя» — такой получила Аня новый псевдоним в разведке — к работе в тылу у немцев. Вскоре в ее «личном деле» появилась еще одна бумажка:
«А. Морозова имеет большой опыт работы в тылу врага и при наличии документов и легенды может проживать легально на территории, оккупированной немцами…»
«Лебедь»… Так уж повелось, что радистки-разведчицы, улетая во вражеский тыл, меняли свои имена чаще всего на названия птиц. Ани, Тани, Маши становились «соловьями» и «жаворонками», «ласточками» и «чайками». Так и подписывали они свои радиограммы, так и значились в сводках
