Все под контролем - Том Саттерли
Самый теплый прием был оказан нам сенатором Пэтти Мюррей, демократом от штата Вашингтон. Она была необычайно внимательна, когда я рассказывал о том, чего мы пытаемся достичь, но при этом очень сочувствовала. Я не ожидал от нее такого.
Когда я дошел до попытки самоубийства и начал расклеиваться, она поняла, что мне нужен перерыв, чтобы собраться с силами. Она повернулась к Джен и потянулась через стол, чтобы взять ее за руку.
— А теперь расскажите мне вашу историю, — сказала она, когда они с Джен взялись за руки.
Джен рассказала ей «нашу» историю и поведала о нуждах семей и супругов. Когда она закончила, на лице сенатора Мюррей появилось выражение решимости.
— Обязательно что-то придумаем, — произнесла она.
К тому времени, когда мы закончили бегать от кабинета к кабинету, мы были измотаны, но приятно удивлены тем, сколько интереса и времени уделил нам каждый человек. Но это были политики, которых Национальный альянс по борьбе с психическими заболеваниями уже определил, как восприимчивых к проблемам ветеранов. Если мы хотели чего-то добиться, нам нужно было убедить других, и нашим шансом сделать это были переговоры, которые Эмили назначила в зале для слушаний в здании Капитолия.
Теперь, когда этот момент почти наступил, я не знал, готов ли я. Мы с Джен снова и снова репетировали наши речи на протяжении нескольких недель, предшествующих этому событию, но в тот вечер, идя по улице от нашего отеля к небольшому винному бару, чтобы перекусить и расслабиться, я едва мог говорить. Я нервничал, но понимал, что бездействие было именно тем, что убивало ветеранов с частотой более двадцати в день. Мы сделаем это для них.
Пока мы говорили о важности события, которое должно было произойти на следующее утро, Джен взяла меня за руку.
— Это важный момент в нашей жизни, — сказала она, — но не потому, что это имеет к нам какое-то отношение; мы просто говорим от имени всех, кто страдает. Завтра не наш день; завтра наступит день, когда мы скажем то, что так необходимо сказать, чтобы разбудить этих политиков, чтобы разбудить американцев.
Как всегда, Джен знала, какие подобрать слова, чтобы меня вдохновить. Да, завтра наступит день, когда я выступлю в защиту моих братьев и сестер по оружию, а также их супругов и их семей.
Стоя у входа в зал и оценивая интерес собравшихся, я подумал о своих друзьях, отдавших жизнь за эту страну, — Эрле, Мэтте, Джоне, и о многих других, кого уже нет в живых, или кто молча страдает. Я думал об эпидемии самоубийств и разрушенных семьях. Я боялся, боялся все испортить, но знал, что обязан попытаться.
Для меня, как для командира, самой важной целью всегда было вернуть своих парней с войны в целости и сохранности. Теперь у меня была еще одна миссия. С любовью и поддержкой Джен я должен был сделать все возможное, чтобы вернуть их всех домой «в целости и сохранности», и именно поэтому я нашел в себе мужество подняться на подиум, когда Эмили представила меня.
Я прочистил горло и окинул взглядом толпу. Зал был переполнен, и на тот момент их внимание было приковано ко мне.
— Мы благодарим вас за то, что вы нашли время услышать сегодня наши слова. Для меня большая честь быть приглашенным сюда и выступить перед вами от имени Национального альянса по борьбе с психическими заболеваниями, рассказать об уникальных проблемах, с которыми сталкиваются ветераны в процессе реинтеграции в гражданскую жизнь. И это после перенесенных психических, физических и эмоциональных травм, которые зачастую неправильно диагностируются и не лечатся.
Когда я поднял глаза от своих записей и посмотрела на эти ожидающие лица, я уже чувствовал, как внутри меня нарастают эмоции. Где-то в глубине моего сознания Эрла утаскивали с улицы в Могадишо, на лестничной площадке в Ираке сидел с АК-47 мальчишка, матери рыдали от горя, раненые кричали в агонии. Под ярко-голубым небом Айовы вдовам вручали флаги — дочери или сыну, лишившимся родителя в результате самоубийства, во время боевой службы или просто потерявшим себя.
— Из личного опыта могу сказать, что «существуют раны, которые никогда не появляются на теле, но они глубже и больнее, чем все, что кровоточит», и это правда.
Я чуть не поперхнулся, но прочистил горло и продолжил.
— Мы все добровольно пошли служить своей стране, и я очень трепетно отношусь к этому и горжусь тем, что за эти двадцать пять лет, двадцать из которых я прослужил в Подразделении, отдал все силы. Пожалуйста, послушайте меня, когда я говорю вам, что мы еще не закончили. Мы хотим не просто вернуться домой, мы хотим исцелиться, мы хотим восстановить наши жизни, наши отношения и предложить лидерство, которое мы несли все эти годы, домам и общинам, в которых мы живем сейчас.
Я испытываю глубокую любовь и благодарность за предоставленную мне возможность служить этой стране и обеспечивать себя и свою семью. Я бесконечно ценю друзей, которые стали мне семьей…
Слезы начали затуманивать мое зрение, и мне приходилось моргать, чтобы разглядеть слова на бумаге, лежащей передо мной. Я надеялся, что не выставляю себя на посмешище, снова плача, на этот раз перед сотрудниками с ручками и бумагой. Я чувствовал, как горячо становится в моей груди и к лицу накатывает жар.
— Я уже не тот человек, каким был до того, как мои друзья пали вокруг меня в жестокости боя, и в течение многих лет мне было не очень хорошо. Чувство вины, печаль и ярость за то, что я все еще дышал, когда мои братья погибли, сделали меня тем, кого вам посчастливилось не знать.
В зависимости от вашего личного опыта вы можете задаться вопросом, почему так трудно отказаться от того, что было, и начать новую жизнь с тем, что есть. Почему не так просто уйти со службы и просто подхватить нити той жизни, которую мы оставили позади?
Позвольте мне рассказать вам мою историю…
ЭПИЛОГ
Весна 2019 г.
Сент-Луис, Миссури
Прошло чуть больше года с тех пор, как я выступил в зале слушаний в Конгрессе. Меня поразил прием, оказанный нам с Джен тамошними сотрудниками, многие из которых подходили к нам, чтобы сказать, как они тронуты, и сообщить, что они передадут мое послание и вместе со своей поддержкой своим начальникам.
Один бывший
