Лидия Герман - Немка

«Может быть, мы всё-таки еще вернемся в наш Мариенталь?» Мария опустила голову и спустя время печально сказала: «Нет, никогда мы туда не вернемся. Мы теперь навсегда останемся сибиряками, или сибирскими немцами. Язык исчезнет, вы же все говорите уже почти только по-русски. Потом за русских замуж пойдете — и всё». — «Мария, — мне хотелось её успокоить. — Я знаю, об этом нельзя говорить, не надо было мне начинать об этом… Оставим это». И вдруг она как-то с лукавинкой в глазах спросила: «А когда ты нас обрадуешь и представишь нам своего… милого друга?» — «У меня нет милого друга». — «Вообще нет?» — «Я не хочу об этом говорить». — «Почему же нет? Я же твоя сестра, и хотя я почти не выхожу из дома, некоторые слухи доходят и до меня. Не может такого быть, чтоб не было парня такого, которого ты любишь или любила». — «Мария, пожалуйста». Поднятой рукой я хотела предотвратить её дальнейшие вопросы. «Но одно хочу тебе сказать, искать мужа не буду. Никогда! И если он сам по себе не придет, тогда… Тогда так и должно быть. Я теперь останусь в Барнауле, и у меня всё не так уж и плохо. (Тут вспомнилась моя работа и моё полное фиаско в институте и в театре.) И всё-таки, Мария, мы немцы, и всё это не так-то просто». И я встала.

Обе мои тётушки Анна и Берта ждали меня, тут же накрыли стол: жареная картошка, яйца, сметана, овощи, всё со двора, с огорода. Анна еще принесла банку малосольных огурцов, как неожиданный подарок собственного производства, при этом сияла она от радости на всё лицо. И как всегда, голова её обвязана белым платочком. Берта как-то избегала моих взглядов, видимо, не хотела, чтобы разговор коснулся её разрыва с Мартином. На мой вопрос, где же их дочь Алма, она ответила: «Она, наверно, после работы зашла к отцу».

Анна хотела, во что бы то ни стало, погадать мне на картах. Видимо, лицо мое приняло скептическое выражение. «Не смотри на меня так, ты уже не школьница», — смеясь, воскликнула она. При этом она вынула из кармана колоду карт и начала их смешивать. «Теперь ты их еще перемешай». Без возражений я исполнила её указание, кроме того, я еще сняла часть колоды. «Так. Теперь тишина!» Она смолкла. Карты меня не интересовали, я наблюдала за моей тётушкой. С напряженным вниманием она раскладывала карты, глаза неотрывно следовали за картами, и её губы двигались беззвучно. Потом, когда она начала открывать карты, она подвинулась вперед, брови её поднялись, молниеносно она сверкнула на меня, открыла еще одну карту. «Ты скрываешь от нас правду, Лида. У тебя есть жених? Скажи же своей старой тётке». — «Нет, моя милая тётя, у меня нет жениха и вообще нет близкого друга». — «Этого не может быть. Посмотри-ка, вот», — она показала на карты, о которых я не имела ни малейшего представления. «Хорошо. Теперь по-другому». Она собрала карты, перемешала и разложила их. «Ха, вот он опять, червовый король, совсем рядом с тобой! Ты можешь смеяться сколько хочешь. Может, ты в самом деле сама его еще не знаешь, но он придет! Я бы сказала, через несколько дней». Мне жаль было свою тётю Анну.

Со своей подругой Верой я тоже встретилась. О многом вспоминали, смеялись и о чем-то поведали друг другу. В честь нашей давней дружбы мы с Верой поменялись платьями, в которые были в этот момент одеты. Об этом мы еще годы спустя радостно вспоминали. Здесь, в Кучуке, я еще встретилась с Татьяной Ивановной Горжий, которая мне поведала о деле с портретом Кручининой в Михайловке.

В совхозе я, к большому удивлению, встретила Владимира Пащенко. Его мать перевели в здешнюю школу, и они теперь жили на центральной усадьбе совхоза. Мы встречались еще один раз, говорили о Барнауле, вспоминали друзей и знакомых, дебатировали о литературе и искусстве. Он был интересный собеседник, а я, возможно, хорошая слушательница.

С грустью распрощалась я со своей мамой (не зная, что это была наша последняя встреча) и со всеми родственниками. В конце августа я была опять в Барнауле. Обещанную мне комнату отдали другому учителю, так что я тут же уволилась из этого училища.

(Я думаю, руководство и хотело, чтобы я уволилась.)

Глава 13

Не без волнения, и всё-таки с надеждой на успех, я пришла в городской отдел народного образования г. Барнаула. «Немецкий язык? Минуточку». Сотрудница отдела полистала в книге соответствующего учета. «В Октябрьском районе требуются учителя немецкого языка». Она записала адрес и подала мне листок… Распоряжением отдела народного образования Октябрьского района меня назначили учительницей немецкого языка одной из школ рабочей молодёжи, а именно школы № 7 с 1 сентября 1952 г. «Постарайтесь сегодня еще там появиться». По дороге соображала: средняя школа, это значит 5–10 классы. Я, конечно, буду в 5–7-х классах преподавать, а может быть, только в 5–6-х. Во всяком случае, учащиеся будут уже взрослые, или почти взрослые. Бог ты мой! К моему великому удивлению и к моему разочарованию, я должна преподавать во всех классах. На следующий день после обеда я могу прийти и получить готовое расписание уроков. Я спросила, есть ли в школе библиотека, где я могу получить учебники немецкого языка для 8–10 классов. Нет, школа совсем новая, и учителя сами обеспечивают себя учебниками.

В этот день было уже поздно искать книжный магазин или библиотеку, и я подалась домой. Моя хозяйка Маша с мужем (машинист паровоза) и детьми сидели за ужином. У них я прожила учебный год, который работала в Спец РУ, в маленькой комнате с большим окном с входом из кухни, где вместо двери висела занавеска. Мне было хорошо у них, привыкла уже к ним и много играла с детьми. Сегодня после школы я добиралась до своей квартиры более 1,5 часов, поэтому заявила своим хозяевам, что я, наверно, перееду на другую квартиру. Слишком далеко до школы. Маша выронила ложку на пол от неожиданности. Моё объяснение, что я получила перевод в другую школу — доя взрослых — и она находится в посёлке «Западный», Машу не убедило. Она не хотела, чтоб я от них ушла, и чувствовала себя обиженной. И тот аргумент, что у меня уже нет валенок, что я тут жила рядом со спец. школой и могла легко обойтись в легких кожаных сапожках, а занятия в новой школе заканчиваются после 11 часов ночи, и автобусы ходят редко, а при крепких морозах… Маша была обижена. Вдруг её муж положил свою руку на её и сказал: «Маша, независимо от того, останется она у нас или нет, в той школе — все молодые люди. Месяца не пройдет — и она выскочит замуж». Маша звонко рассмеялась и заявила: «В этом я очень даже сомневаюсь».

Это мне напомнило один из вечеров, через две-три недели после того, как я у них поселилась, когда мы все вместе сидели за столом, и Маша очень хотела у меня выведать, почему же у меня нет друга милого, почему же я одна. И тут вмешался её муж в разговор и посоветовал ей, своей жене, пойти со мной на танцы. И Маша тогда точно так же хохотала, как теперь и сказала: «Если я с ней пойду на танцы, то будет еще под большим вопросом: кто из нас двоих найдет… того самого…» — «Это точно», — задумчиво сказал её муж. Они-то познакомились на танцах. По-моему, Маша тоже вспомнила тот разговор. Она успокоилась и только выразила сожаление по поводу моего переезда.