Владимир Зёрнов - Записки русского интеллигента

Всё дно озера представляло собой слой каменной соли настолько толстый, что, говорят, бурили на 100 метров и до конца соляного слоя не доходили. На некотором расстоянии от края грязевого кольца, уже на соляном дне, сделана была площадка, на которой лежали громадные бунты соли, чтобы их промыло дождями, так как в естественном виде соль в пищу не годится – она имеет горький вкус. На той же площадке стоит солемолка, которая перемешивает уже выветрившуюся соль для отправки её на рынки и в немудрёное ванное помещение для рапных и грязевых ванн.

В озеро впадают ручейки с горько-солёной водой, совершенно непригодной для питья. Питьевую воду для грязелечебницы и железнодорожной станции «Эльтон» привозят в железнодорожных цистернах. Вся местность вокруг озера в полной мере пустынна. Я как-то вышел ночью из вагона и прошёл по направлению к этой пустыне. Прямо жутко делалось. Небо закрыто. Полная тьма и абсолютная тишина. Только время от времени издали слышен писк сусликов. Я постоял-постоял, послушал тишину и скорей вернулся в наш прекрасный вагон.

Площадка на озере была соединена с основным железнодорожным полотном рельсовым путём для вывоза соли. Я попробовал сейчас же определить радиоактивность грязи в том сыром виде, в котором она употребляется в лечебнице – консистенции густой сметаны, но, к моему огорчению, заметной радиоактивности в этом виде грязь не проявила; воздух над ней не был ионизирован. Однако я велел набрать бочонок грязи с тем, чтобы её надлежащим образом уже в лаборатории высушить и подвергнуть тщательному обследованию.

После неудачного опыта мы долго гуляли с Холлманом по пустынному берегу озера, и уже незадолго до обеда мне пришла в голову мысль – посмотреть радиоактивность грязи, которая была использована в ванном заведении и в достаточно сухом виде кучей лежала около ванн на площадке. Так как времени оставалось до обеда мало, а от станции до площадки было километра два-три, я попросил дать мне маневровый паровоз «кукушку» и с Фёдором Троицким мигом возвратился на площадку. Отвесили нужную порцию сухой грязи, и я с удовольствием обнаружил, что в этом виде она сильно ионизировала воздух, обнаруживая радиоактивность, значительно превышающую таковую одесских лечебных грязей. На той же «кукушке» мы вернулись к нашему поезду и застали всех уже сидящими за обедом. Моё сообщение о положительном результате исследования вызвало большой восторг у инженеров – наших хозяев, на радостях они потребовали шампанского, чтобы «спрыснуть» радиоактивность эльтонской грязи.

По возвращении в Саратов я ещё раз проверил наблюдения и опять обнаружил, что при жидком состоянии грязи радиоактивность не обнаруживается. После сушки и прокалки в первый момент активность так же, как и полагается после прокалки, не обнаруживается, а потом начинает нарастать и достигает значительной величины. Всё это я описал в статье и докладывал затем на съезде естествоиспытателей и врачей в Тифлисе{423}. Теперь я сожалею, что не исследовал воды впадающих в озеро ручейков и грязи с разных мест.

Мы ещё спали, когда к нашему поезду прицепили паровоз, и перед вечером мы вернулись в Покровск, откуда на перевозном пароходе переехали в Саратов[32] – парома, а тем более моста, в то время ещё не было{424}.

Артистическая судьба Фатьмы Мухтаровой

Хочется мне вспомнить историю одной артистки – Фатьмы Мухтаровой, которая ходила в Саратове по дворам с шарманкой и под неё пела. Тогда она была девочкой, называлась Катя Мухтарова, по национальности она персиянка. Жила она у своего отчима, который и посылал её на промысел.

Примерно один раз в неделю Катя появлялась у нас во дворе и, несмотря на свою юность, мощным контральто пела «Пожар московский», «Чайку» и другие песни, за что аккуратно получала пятачок, который я передавал ей через форточку.

Однажды я уронил пятачок между рамами. Катя была в отчаянии. И хотя у меня были ещё пятачки, но, не желая терять этого, я взял палку, прилепил к её концу кусочек воска и, опустивши её между рамами, поймал упавший пятачок на воск и на палке подал его повеселевшей Кате. Её, по-видимому, забавляла самая процедура «ловли» пятачка.

У Кати был действительно исключительный голос, и её многие в Саратове знали. На масленице в Управлении Рязано-Уральской железной дороги устраивался благотворительный «базар» с разными развлечениями и аттракционами, и одному из устроителей (им оказался железнодорожный техник и виолончелист-любитель) пришла в голову счастливая идея: в «кабаре» устроить эстраду и среди различных других номеров выпустить Катю Мухтарову, но не с шарманкой, а с аккомпанементом рояля. Отчиму пришлось уплатить некоторую сумму в возмещение «убытков».

Катю обучили ещё нескольким песням, одели в немудрёный концертный костюм, набросили красный шарф через плечо, как у цыганок в хоре, и она с громадным успехом по нескольку раз в день выступала на эстраде. Когда кончился «базар», то не хотелось уже предоставлять отчиму эксплуатировать безусловно талантливую девочку с прекрасным голосом. Компания инженеров предложила отчиму отпустить Катю учиться в консерваторию. Тот заартачился и потребовал довольно крупный выкуп. Чтобы собрать средства на выкуп, был устроен в зале консерватории сборный концерт, в котором выступала и сама Катя. Она опять имела большой успех{425}.

Одета она была на этот раз в концертное платье с чужого плеча, боа и длинные, до локтя, перчатки. Когда она вышла на сцену, то сразу же была встречена аплодисментами и так растерялась, что, несмотря на предварительные репетиции выхода, вытерла нос, проведя по нему рукой в перчатке от кисти до локтя. Как сейчас помню это непосредственное движение!

Катя была принята в консерваторию, стала заниматься у профессора Медведева, когда-то знаменитого тенора, и вскоре нельзя было узнать в характерной, интересной, немного размашистой консерваторке прежнюю шарманщицу и уличную певицу.

Во время войны мы устраивали в университетских госпиталях концерты. В одном из них я играл (даже помню, что именно: «Andante contabile» Чайковского, «Восточную мелодию» Кюи, «Мазурку» Венявского) и пела Мухтарова. Репертуар её был уже совсем другой.

Училась Катя недолго и была принята на сцену в частную оперу в Москве. Она приезжала в Саратов уже в качестве гастролёрши, и мы слушали её в «Кармен». Надо сказать, что Катя давала очень своеобразный образ Кармен, гораздо более реалистический, чем это обычно было принято. Ничего «демонического» в Кармен Мухтаровой не было. По сцене, кстати, Катя стала называться своим настоящим именем – Фатьма Мухтарова.