Первый: Новая история Гагарина и космической гонки - Стивен Уокер
Радостное возбуждение распространялось как лесной пожар. Многие газетные киоски в крупных городах по всему миру распродавали газеты за несколько минут – люди расхватывали все до последнего экземпляра. Они завороженно читали слова Гагарина, живо описывавшие вид Земли с орбиты, богатые голубые оттенки атмосферы и сияние рассвета – «"Мне все видно", – говорит первый космонавт»[626]. Люди не могли наглядеться на улыбающегося первого космонавта и описания его поразительного полета, хотя некоторые, подобно известной британской обозревательнице Марджори Прупс, которая никогда не лезла за словом в карман, смотрели на эту историю под другим углом: «Почему это была не женщина, а? Вот что хотелось бы знать»[627].
А для советской прессы это был настоящий праздник. Триумф Гагарина стал не только крупнейшим событием века, но и сильнейшим ударом по капитализму и его верховному представителю – Соединенным Штатам Америки. В конце концов, в этом и был его смысл, по крайней мере для советского лидера. «ВЕЛИКОЕ СОБЫТИЕ В ИСТОРИИ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА» – гласил заголовок «Правды» 13 апреля, сопровождавшийся рисунком, на котором героическая фигура уносилась с Земли, держа в руках ленинское знамя размером в несколько раз больше земного шара. Обзор зарубежной прессы в «Правде» на следующий день вышел под заголовком «Честь и хвала русским!». «Слава нашему народу – народу-творцу, народу-победителю!.. Да здравствует славная Коммунистическая партия Советского Союза…» – провозглашало официальное правительственное обращение. Ну и пошло-поехало! В честь Гагарина была названа гора высотой более 3500 м[628], а также ледник, редкий минерал – гагаринит – и сотни русских новорожденных. Звучали также призывы назвать в его честь одну из главных московских площадей. Несмотря на то что Хрущев после смерти Сталина развенчал культ личности, было ясно, что вокруг молодого героя неудержимо формируется полномасштабная версия именно такого культа. Всюду печатали восторженные и очень плохие стихи о нем и его полете. Так, в «Правде» появился «Гимн космическому кораблю "Восток"», написанный поэтом из другой коммунистической страны – Китая. Мало того, газета получила от читателей так много стихов, посвященных этому событию, что автор одного из писем в редакцию назвал 12 апреля 1961 года не только днем первого космического полета человека, но и днем «рекордного количества написанных стихов в истории человечества»[629].
Конечно, в этих стихах и хвалебных гимнах кое-чего не хватало, а именно там не было никаких технических подробностей полета. «Путаница» относительно того, как Гагарин возвратился на Землю, была быстро устранена – или, вернее, подправлена так, чтобы отражать официальную ложную версию, а о стартовом комплексе, о типе ракеты, на которой взлетел Гагарин, и о самом «Востоке» не говорилось вообще ничего. Единственное изображение космического корабля, которое появилось в советской прессе, было скопировано с рисунка американского художника[630], напечатанного в журнале Life. Изображен там был цилиндрический объект, не имевший абсолютно никакого сходства с реальным аппаратом. Но для большинства советских граждан все эти подробности не имели никакого значения в сравнении с тем главным и непреложным фактом, что, как написала «Правда» в номере от 14 апреля, «Америка ошеломлена»[631] и «Их гложет зависть».
А Америка действительно была поражена, и ее одолевала зависть. После неубедительного брифинга Кеннеди для прессы в день полета дела шли все хуже и хуже. Повторялась история со Спутником. «КАК РОССИЯ ВЫИГРАЛА КОСМИЧЕСКУЮ ГОНКУ»[632] – кричал заголовок в Chicago Daily News на тот случай, если у кого-то еще оставались сомнения на этот счет. «ХРУЩЕВ ХВАСТАЕТ ЛИДЕРСТВОМ В КОСМОСЕ: "ПОПРОБУЙТЕ НАС ДОГНАТЬ", – ГОВОРИТ ОН НАМ»[633], – писала нью-йоркская Daily News, и возмущение газеты тем, что какой-то красный попал в космос раньше американца, было настолько велико, что она даже объявила ложью один из правдивых фактов, сообщенных Советами, а именно информацию о рабочем происхождении Гагарина:
Величайший герой России после Ленина, космонавт Юрий (Георгий) Гагарин, который, по словам комми, является сыном простого русского плотника и воспитанником превосходных русских государственных школ, на самом деле является внуком русского князя, расстрелянного большевиками. Он был выбран для космического полета потому, что его не слишком высоко ценили как офицера и, если бы полет не удался, никто бы о нем не пожалел.
Наряду с газетами многочисленные специальные телепрограммы обрушивали на головы американцев ту же жгучую смесь уязвленной гордости, восхищения и неверия в успех Советов, к тому же сдобренную изрядной дозой национального самобичевания. «Россия одержала великую научную победу, – говорилось в репортаже NBC "Человек в космосе", – а США недооценивали ее научный потенциал»[634]. Но все это было не просто национальным унижением – это представляло опасность для всего мира. «Ни одно состязание в истории, – высказывал свое мнение нью-йоркский телеканал WPIX на следующий день после полета в программе "Гонка в освоении космоса", – не грозило таким пугающими и решительными последствиями для свободного человека, как состязание между Россией и Америкой»[635]. И если Кеннеди, казалось, не хотел лезть на рожон, то во многих вашингтонских коридорах власти реакция была не менее гневная, если не откровенно паническая. Тот самый Комитет по науке и астронавтике палаты представителей Конгресса США, что месяцами копался в бюджете NASA и придирался к мелочам, вдруг разразился громкими призывами к действию. «Скажите мне, – спрашивал конгрессмен Джеймс Фултон у главы NASA Джеймса Уэбба на следующий день после полета Гагарина, – сколько вам нужно денег, и наш комитет согласует все, что вам нужно». Конгрессмен Винсент Анфузо выразился более откровенно: «Я хочу видеть нашу страну мобилизованной и готовой к войне, потому что мы уже на войне»[636].
И конечно, была еще реакция NASA. «"ТАК БЛИЗКО, НО ТАК ДАЛЕКО", – ВЗДЫХАЮТ НА МЫСЕ»[637] – так выглядел сдержанный заголовок в The Huntsville Times – газете местных ракетостроителей в Центре космических полетов Маршалла. Глава центра Вернер фон Браун сделал особый акцент на своих «самых сердечных поздравлениях»[638] русским, а Джон Гленн в новостях ABC продемонстрировал характерный для него политический такт, который впоследствии очень пригодился ему в роли сенатора США: «Они только что разбили нас наголову, вот и все – ни к чему себя обманывать»[639]. Пожалуй, единственным сотрудником NASA, который сказал примерно то, что на самом деле чувствовал, стал тот, кого это задевало сильнее всех. Алан Шепард официально признался в «глубоком чувстве личного разочарования»[640], не упомянув, впрочем, об инциденте с разбиванием стола. Но неофициально он по-прежнему пылал яростью: «Мы держали их в кулаке, – не уставал он говорить каждому, кто согласен был слушать, – и выпустили»[641].
Итак, вот какое действие на мир оказал молодой улыбчивый космонавт за два дня после того, как приземлился на вспаханное поле и спросил у Анны Тахтаровой, где можно найти телефон. К тому моменту, когда его Ил ровно в 13:00 в пятницу, 14 апреля, коснулся посадочной полосы московского аэропорта «Внуково», он стал, похоже, самым знаменитым человеком на планете.
Самолет остановился в сотне метров от украшенной цветами трибуны, на которой стояли Хрущев, Брежнев, другие члены Президиума, министры, маршалы, послы и семья Гагарина – его родители, сестра Зоя, двое братьев и жена Валентина, которую он
