Виктор Астафьев - Нет мне ответа...Эпистолярный дневник 1952-2001
Р. S. Валя! В Новосибирске вышла книга «Сибирский рассказ», по-моему, добрая книга. Надо бы её поддержать, не потому, что там есть я, а вообще. Отрецензировал бы? А я берусь пристроить рецензию. Книга должна быть у Юры Куранова, он в ней «представлен»!..
23 июня 1975 г.
(В.Юровских)
Дорогой Вася!
Не обижайся, что я не отзываюсь на твои письма. Я действительно работаю много над «Царь-рыбой» и наконец-то хоть начерно написал самую большую и главную главу. Теперь вся книга в сборе, в разной степени готовности глав, но это уже ближе к концу, дорабатывать я умею, приучил себя домучивать, иначе какой бы я был профессионал-литератор? Черновики-то набрасывать все горазды, это самая сладкая сметана в работе, слизывай её пальцем, как блудня-мальчишка, а дальше-то начинается самая что ни на есть мужицкая, если не конская работа, дальше-то и проверяется, куда ты и насколько годен.
Ещё июль работать, а потом отдых. Поеду на Байкал и осенью добью, здоров буду, и «Рыбу», и «Последний поклон» — тогда уж немножко развяжу руки, а то жидко и много развёл — листов 25 в работе, и всё вещи отдельные по главам — это трудно.
Возимся с избой, особенно Марья Семёновна, всякий она покой потеряла, но уж зато рай земной теперь, и я не представляю, как бы я без этой избы и тишины, и уединения заканчивал книгу. Наверное, бросил бы, не хватило бы сил, ибо другие заботы никто с меня не снимал. Машину купил, но водить я не стану, одноглаз и отключён от мира сего часто бываю, задавлю ещё себя или кого-нибудь. Денежки все издержал вот и жму с книгой, чтоб безбоязненно и относительно независимо жить.
Все твои тревоги в связи с Союзом и пр. я пережил ещё в Чусовом, они неизбежны, и всё-таки уезжай в Курган. Не пей, вот главное, на чём ловят и подсиживают нашего брата. Работай! Вот главное, что бесит злопыхателей до того, что они в конце концов и беситься перестают, улыбаться начинают, знакомством при встрече намекают приветственно.
Вася! И не шли ты никаких подарков! Мы — люди богатые по сравнению с тобой, а ты столовый прибор! (И вообще, на будущее — ножи дарить нельзя, поссоришься. Плохо знаешь приметы, классик!)
Ну, обнимаю тебя. У нас лето прекрасное. Была жара, потом похолодало и дожди, теперь снова жара и грозы, тянет на траву, на реку, но рыба клюёт слабо, обожралась, сомлела. Зато начали появляться маслята, море цветов, подпевают ягоды.
Ну, целую, обнимаю, Виктор
Июнь 1975 г.
(Е.И.Носову)
Дорогой Женя!
Письмо твоё застало меня в момент, когда я после двухгодичной муки и проволочек наконец-то раскачал себя на славную и самую большую главу «Царь-рыбы» и уж не оторвался, хотя мне, как всегда, захотелось тут же засесть и хоть на бумаге поговорить с тобой.
Глава эта была какая-то неловкая, всё что-то мешало её написать. Да и вся книга так идёт: то воспаление лёгких, то супом ногу обварил, то дети женятся, то папу надо везти, то самому юбилей справлять, и если б не самодисциплина и сибирский упрямый лоб, бросил бы всё. Но теперь уже легче глава начерно написана, вся книга, пусть и сырая, но в сборе, а доделывать, домучивать — это уж дело писателя, а не человека, тут уж профессиональная машина пусть скрежещет шестернями, но домалывает.
Впереди ещё часть июня и июль. В июле, может, осенью, надо съездить за отцом — и всё, можно отправляться на Байкал — заработал моральное право быть там, считать себя в отпуске, хотя с деньгами и туговато.
Мой деревенский дом полон и берёт много — все детки, замужние и холостые, сироты братовы — все, считай, на моей шее, хотя им кажется, что живут они сами собой, на свои средства. Да я и не угнетаю их сознанием нахлебничества, пусть так и думают, а умру — почувствуют. Работоспособность, хотя уж и не прежняя, ещё сохранилась. Конечно же, и страх сохранился: не так получилось, видать, весь порох вышел, выписался, издержался...
Деревня и дом мой здесь принесли мне не только радость, а счастье — такая здесь тишина, красота, рыбалка, уединение, физический труд и хлопоты отвлекают от самокопания и политицких размышлений. Убухал все деньги купил «Волгу», чтобы ещё и транспортную зависимость аннулировать, да и от вологодских «друзей» быть подальше. Разглядел я их, убедился, что пристального к себе присмотра они не выдерживают и не стоят — дерьмо, собранное в старинный крашеный туесок из милой бересты, прикрытое сверху благолепной иконкой русского письма, но уже осыпавшейся, растрескавшейся и отцветшей до доски, потерявшей всё, кроме сознания: «Это мы на ней изображены!..» Знаю теперь, отчего родилась и приводящая Белова в бешенство, от того, что точна, поговорка: «Вологодский конвой шутить не любит!..»
Ну-с, вот, значится, главу закончил, хотя и не без греха, заболели зубы, — всё вынес, вытерпел и в Союз не ездил, пока её, проклятую, не завершил.
Машина стоит в конюшне, где раньше корова и конь жили, молча стоит ждёт Андрюшку — он заканчивает университет, распределили в Вологду. Сюда же и Толька с семьёй переедет — запился, бродяга, по бабам ходит, пропадает, надо, чтоб на глазах был.
Был у меня по весне Женя Капустин несколько дней, нарыбачился, задохнулся, глядя на меня печальными глазами, — понял я его, бедолагу, мечту выговорил. Купил ему тут избёнку аж за 150 рублей — старенькая, хроменькая, но славная избушка. А Женя свалился — сказываются раны, отнимаются ноги, лежит вот в больнице и мечтает лишь о том, как скорее попасть в деревушку. Жду его на следующей неделе. Марья посадила в их огороде редиску, лук, чеснок, салат, морковь, репу и картошку. Я сегодня её окучил. Хорошо на участке, белый морковник цветёт чуть не выше избы, яблоньки растут, красная смородина под окном вызориваться начала. Когда покупал избушку, думал, может, и другой Евгений, который Носов, приедет, когда захочет поработать, — вот ему и угол отдельный, топи печь, пиши, думай, а потрепаться ко мне придёшь — двести сажен ходу. Право слово. Женя, приедь осенью и увидишь, что сманивал я тебя не зря...
Рассказ твой, «Переправу», мне прислали из Курска ещё до появления его в «Лит. России». И я подумал, не написать ли тебе — для раскачки — таких вот «мелочей» побольше. И про муравьев в дровах, и про повара, и про всё, что ты помнишь, — это можно и нужно делать для поддержки формы и в малом промежутке времени, иногда и на ходу. Мне очень хочется, чтобы ты работал, ибо работа наша — жизнь.
Я получил письмо от Пети Сальникова и не знаю, куда ему писать. Очень я люблю этого дивного мужика и, будь на месте бабы, никого, кроме Пети, не выбрал бы себе в «вечные спутники». Но как и чем ему помочь? Думаю, что в Курске, возле тебя, ему было бы полегче, поспособней, что ли. Ну, смотри сам, а я боюсь, чтоб он не потерялся.
