Эмиль Кардин - Минута пробужденья (Повесть об Александре Бестужеве (Марлинском))

Еще раз с высоты собственных эполет посмотрел на рядового. И приказал сбрить отросшие в походе усы. Сей же час, в казарме… Потом идти домой, являться лишь по его вызову.

Дорогой Бестужев завернул на почту. Здесь его тоже ожидала новость: дурные слухи о жуликоватом пьянице-почтмейстере подтвердились, чиновник проворовался на солидную сумму, в нее входили и деньги, посланные рядовому Бестужеву.

Он мечтал верно служить России и сохранить чистую совесть. «О, нигде в мире не хотел бы я родиться, кроме России, и ее-то должен я стараться забыть, потопить в Лете».

Колебаниями, нараставшими после экспедиции в Эрпели, Бестужев ни с кем другим не делился.

Зачем брал участие в походе? Хочешь отличиться — стреляй по горцам, заливай кровью их земли.

Можно, конечно, держаться за позиции политические, еще с Якутска он тверд: покорение Кавказа — историческая необходимость.

О подобной необходимости, однако, лучше, судить издалека, посасывая хорошо прокуренную трубку.

Побывав в аулах, Бестужев вообразил полемику между Драгунским капитаном и умудренным жизнью Полковником: как вести покорение Кавказа?

Нет для Капитана иной логики, кроме «трехгранной»: «…если вы хотите завоевать Кавказ картофелем да кашкой, так засейте его сперва картечью… На пепле всходят чудесные виноградники!..»

У Полковника своя программа: «Самые прочные, самые справедливые завоевания бывают с плугом или рублем в руке. Торговля опутает дикаря скорее своими серебряными цепями, чем крепости и пушки и военные линии…»

Полковник умилен: чудесное место для фермы! Капитан: какая славная позиция для засады!

Отрывок про Капитана и Полковника не ложился ни в «Аммалат-бека», ни в другие повести.

В «Рассказе офицера, бывшего в плену у горцев» Бестужев довольствуется ролью чичероне, который знакомит с племенными обычаями. Любовные похождения русского офицера и горянки должны ему помочь приманивать читателей.

Сам же он в этот час был далеко от экзотичных похождений. В тоске грыз перо, норовя прорвать цепь противоречий между Капитаном и Полковником. Не они спорили — он с самим собой…

После ночи над рукописью Бестужев ковылял в казарму; Васильев, как всегда, муштровал гарнизон к смотру, С повестью не ладилось, глаза слезились, открылись рези в животе.

Худо на плацу, того хуже — на часах, да и в пустой сакле не праздник.

Изредка саклю навещала Ольга Нестерцова, стараясь разминуться с хозяином. Это она наводила у него порядок, пока он ходил в Эрпели. Убирала и теперь, чинила, стирала амуницию. Но почему-то сторонилась его.

Над этим он голову не ломал. Хотя минутами слепая тревога подкатывала к сердцу. Бестужев гнал ее, заставляя себя думать о рукописи, ждущей завершения.

Он обязался отправлять Павлу в год 500 рублей. Петербургские и московские журналы дрались из-за Марлинского, не скупясь на гонорары. Не попытать ли и младшему брату счастья на ниве сочинительства? Не описать ли ратные походы? «Свяжи это единою идеею: надо цель и целое, без этого сам Пушкин — пустоцвет».

Павла наставляет в письмах, Петра — в личных разговорах.

Генерал Панкратьев отпустил Петра Бестужева в Дербент для лечения, и летом 1832 года братья вместе в дербентской сакле.

Затравленный командиром, Петр сделался желчен, нелюдим. Александр тщится растормошить его, заставить что-нибудь поесть. Петр часами сидит, забившись в угол тахты, зверовато озирается, сорочка расстегнута, волосы в беспорядке.

Ночами, свободными от караула, Бестужев корпит над рукописью. Чадят свечи, со своей подушки за ним наблюдает Петр, враждебный взгляд жжет затылок, но надо писать, писать. Упущено столько времени! Не заработаны деньги, которых ждет семья.

В приказе об отставке Петра каверзные оговорки. Петру дозволено жить только в Сольцах. Где в деревне доктора?

Он обнимает безучастного, с остановившимися глазами брата. Провожает его на корабль, держащий курс в Астрахань.

Скрылись паруса, увозившие Петра. Александр спешно готовит дом, ожидая Павла, которому наконец обещан отпуск.

Вместо очага в сакле сложили печь, подогнали рамы и двери. Бестужев доставал гвозди и доски, что в Дербенте было непросто.

Его одолевали чирьи и ячмени, рези в животе.

Наградами снова обошли, в походы не пускают, донимают муштрой и караулами, как рекрута.

Известность Марлинского докатилась до Кавказского штаба, барон Розен, новый командующий корпусом, ценя писателя Марлинского, в грош не ставил рядового Бестужева…

Павел возмужал, обрел зычный бас, властные манеры. Уже изведал все кавказские наслаждения — лихорадку, завал желудка, болезнь печени. Рассуждал о походах, армии, об артиллерии и прицеле к пушкам. (Изобретенный им прицел назван бестужевским. Николай и Михаил построили в Забайкалье экипаж — «бестужевку»…)

Младший брат взял с конторки номера «Московского телеграфа», Александр возбужденно объяснил: этот «Аммалат-бек» рождался несказанно тяжко. Истинную кавказскую быль нелегко обратить в романтическую историю…

Павлик удерживал зевоту. Старший брат все еще обуреваем головоломными идеями, будто философ-профессор, а не рядовой линейного батальона. Талант победил крепостные стены, каспийскую глушь, дал знаменитость и деньги. Вот и славно. Но постоянное копание во всяких отвлеченностях?

И эти чаепития Александра со старыми татарами, персами; седобородый бек Ферзаали — друг ему задушевный. К восхищению братом у Павла добавляется насмешливая нотка, какую вызывает всякое чудачество.

Павел полагает — Сашу тянет к старикам, потому что сам стареет: здесь мозжит, там колет, глаза гноятся, два дня не брит — серебряная щетина.

Александр лезет из кожи вон, угождая Павлику, развевая скуку, написанную на его лице. Ведет брата путаными улочками Дербента, пересказывая их историю: кто когда жил, кто кому наследовал, как строятся дома.

Павел, вероятно, и сам нашел бы чем занять себя. Вскоре они расстанутся: свидятся ли когда-нибудь?

Рукописные листы покоятся под тяжелым голышом, принесенным с берега Каспийского моря.

Павлу милы эти заботы, он и сам тревожится за Сашино зрение, — как-то сможет писать?

— Обойдется, — успокаивает Бестужев, — я заказал Лиошеньке очки.

Он снабдил Павла всем нужным для обратной дороги, дал пятьсот рублей. Матушку порадовал: «Павел стал прекрасным молодым человеком: солиден, умен, нравственен. Я ожил душой, пожив с ним».

С отъездом Павла — глухая пустота. Заполняя ее, Бестужев затеял переезд из сакли в татарский дом неподалеку от крепости. Здесь квартировал капитан Иван Петрович Жуков — лысеющий крепыш, добрый малый, судимый за причастность к Южному обществу, сосланный рядовым в Архангельск, на их свадьбу с дочерью коменданта явился незваный гость — фельдъегерь: жених переводится на Кавказ. За храбрость и рану теперь ему возвращен офицерский чин…