Евреи в России: XIX век - Генрих Борисович Слиозберг
Отличалось от других малороссийское еврейство и по своему внутреннему укладу. Я уже упоминал, что, за редкими исключениями, они превосходно говорили на местном малороссийском наречии; они носили платье общего мещанского типа, не было длинных капотов, не было особых, наподобие польско-еврейских, шапочек, ермолок и т. п. Попадались нередко евреи со стрижеными пейсами и даже с остриженными бородами. Но в общем они строго держались закона и внешним своим религиозным благочестием не уступали, во всяком случае, литовским евреям. Это внешнее благочестие не имело, однако, внутреннего содержания. Ученых (ламдим) было среди них очень мало, и в общем они представляли собою типичных амгаарацим, то есть невежественных в еврейской письменности людей, хотя каждый старался проявить понимание Торы и употреблял еврейские изречения, произнося их с ошибками и не всегда кстати. Религиозное поведение малороссийских евреев, я бы сказал, не вытекало из сознания постоянного общения с Божеством, каким проникнуто ортодоксальное еврейство Литвы. Благочестие было холодное, неодухотворенное; смысл обрядов и религиозных предписаний, которыми регулируется каждый шаг еврея, оставался темным, и поэтому и самая форма выполнения их была часто извращенная. Все выполнялось слепо, подражательно. В молитве не проявлялось никакой индивидуальности молящихся, все как бы по команде выкрикивали отдельные слова по установленному образцу. У малороссийских евреев я никогда не наблюдал экстаза в молитве, когда молящийся, проникая в возвышающий его дух смысл произносимых слов, становится как бы очевидцем величия Божества, сливаясь с идеей о нем и уничтожаясь как личность пред этим величием. В домашней жизни семьи малороссийского еврея не бывало разговоров на отвлеченные религиозные темы. Они причисляли себя к хасидам, но не было среди них приверженцев определенного цадика, тогда как Волынский еврей за своего цадика готов идти в огонь и воду. Не было у них и хасидской жизнерадостности, мистического настроения, поддерживающего дух. Словом, не было у них той высокой поэзии в религиозности, которая вносит столько теплоты в исполнение многосложных обрядов и предписаний, не было и радости в служении Богу.
Но малороссийские евреи и не бравировали своим невежеством. Большинство старалось в течение всей своей жизни приобщиться к еврейской мудрости. Мне памятны субботние бен-минхо-лемайров, то есть промежутки между предвечерней субботней молитвой и вечерней. В молитвенных домах собирались кучками у столов, за которыми какой-нибудь меламед или более ученый местный домохозяин читал и разъяснял «мидраш» или «Эйн-Яков»[133]. Особенно же охотно внимали каббалистическим разглагольствованиям какого-нибудь знатока-хасида. Приверженностью к еврейской мудрости объясняется то уважение, которое питали местные евреи к меламедам высшего ранга, то есть преподававшим в хедерах Талмуд. Контингент их доставляла исключительно Литва. Иметь на полном иждивении особого меламеда для своих детей считалось признаком хорошего тона у более состоятельных евреев. В качестве такого меламеда приглашен был в свое время мой дед по матери — первый из нашей семьи, поселившийся в Полтаве. В качестве такового же был выписан из Мира совсем молодым человеком мой отец, имевший репутацию блестящего талмудиста и обнаруживший вскоре недюжинный педагогический талант. Первый подвизался в доме одного местного богатого портного, а мой отец обучал Талмуду детей другого, тоже богатого портного.
Малороссийские евреи, судя по полтавскому населению, как уже сказано, в отличие от Волынского еврейства, не были заполонены цадикизмом. Хасидизм, распространившийся со второй половины XVIII века через Галицию по Волыни вплоть до киевского района, остановился у границ Малороссии.
Надо отметить, что хасидизм особенно ярко проявлялся в местностях, находившихся под политическим или культурным влиянием поляков. Это явление имеет и внутренние, и внешние причины. К внутренним я отнес бы то, что еврейское население, особенно более невежественная часть его, поддалось в этом отношении примеру окружающего польского населения с его религиозным католическим фанатизмом и безусловным господством духовенства над душами: еврейская масса тоже подчинилась безусловному руководству единственных тогда в его среде духовных сил. Живя в городах и местечках совершенно обособленной жизнью, не приходя, вследствие религиозной нетерпимости, ни в какое соприкосновение с господствующим католическим населением, ощущая непримиримую религиозную вражду к себе, более образованный слой этой массы только в одной области мог находить утешение: в изучении Торы, позволявшем человеку жить полной духовной жизнью в общении с мудрецами через вековые книги. Другая же часть, быть может более многочисленная, не приобщенная к еврейской письменности, нуждалась в одухотворении своей слепой преданности обряду не через умственную внутреннюю работу, а через воздействие на воображение, возбуждение чувств и ощущений. Выход из печальной страдальческой действительности был только в вере туманной, мистической, в непосредственном проявлении Божества доступными для восприятия масс символами и представлениями. Ученая часть еврейства жила пониманием и изучением закона как воли Бога, приобщалась к божественному началу через разум; неученая же жила ощущением Божества и для этого требовала проповеди, личного руководства в искании истины и мистическом настроении; эту проповедь и руководство и давали цадики и окружавшие их поклонники хасиды.
Но в Малороссии еврейское население не жило никогда скученно, не составляло большинства не только в городах, но и в местечках, не было искусственно изолировано от окружающего населения; будучи лишено возможности жить внутреннею умственною жизнью, быть в постоянном общении с еврейским духом через непосредственное изучение его, оно, с другой стороны, не так и нуждалось в замене этой возможности и удовлетворялось формальным исполнением традиционных обрядов и религиозных правил, слепо следуя им и удовлетворяясь обрывками знания письменности.
Другой причиной — внешней — указанного явления было то, что малочисленное и разреженное еврейское население Малороссии во вторую половину XVIII века привыкло не считать себя оседлым: время от времени оно подвергалось изгнаниям, подобным тому, которым обессмертила себя императрица Елисавета Петровна, когда, невзирая на представления властей о пользе, приносимой евреями для местной торговли, «не желая», по
