Карибские дневники Аарона Томаса, 1798 - 1799 - Станислава Радецкая
Ты обвиняешь меня в молчании. Меня можно обвинить во многом, однако именно в этом я невиновен. Ты, я верю, видел пачку газет, которая, в чем я также уверен, вернулась нераспечатанной. Эти газеты послал тебе я с очень длинным письмом, полным различных и, я позволю себе сказать, бесчисленных тем: все новости из наших краев, что произошли за много месяцев. Но раз ты не имел удовольствия читать их, то все мои стремления угодить тебе пропали, и с тех пор я нахожусь под гнетом неприятного чувства, что вызвал твое неудовольствие. Я написал длинное введение, и будь у меня больше места на бумаге, то высказал бы еще больше.
Спасибо Господу за Его милосердие, у нас все более-менее хорошо, и также спасибо Ему за твое здоровье и благополучие. Я буду молиться и дальше, чтобы Он, милосердный и благородный, и дальше хранил тебя.
Я никогда не видел твоего друга мистера Макнортона, поскольку, к сожалению, не был дома, когда он заходил. Он обещал навестить нас опять, но до сих пор не пришел, о чем я очень сожалею.
Мы льстили себе, что увидим тебя этим летом в Лондоне. Но по сведениям, которые сообщил Джону джентльмен, навещавший его по твоей просьбе несколько дней назад, надежды на это почти нет или даже нет вовсе.
Твои друзья в деревне с нетерпением ждут твоего приезда, как и друзья из города. Я очень рад, что ты разбогател; это доставило мне удовольствие.
Новостей у нас не много, мы вскоре ждем в городе миссис Прайс из Олтона, миссис М. Прайс и миссис Джон Прайс. Они намеревались приехать раньше, но у детей в Камбертоне – оспа.
Миссис Джон Томас сейчас оправляется после родов. Родился пятый ребенок. Джон был очень болен, и сейчас совсем нездоров. Иногда ему так худо, что он с трудом может ходить.
Джордж Льюис сейчас в Лондоне. Он приехал рассказывать перед палатой про билль о работорговле, который сейчас рассматривают в Парламенте. Если его примут, то, похоже, мистер Доусон потеряет примерно тридцать шесть тысяч фунтов.
Во вторник – день рождения нашего Короля, день, который обещает быть великолепнейшим из всех, что я видел. С тех пор, как ты покинул Лондон, мы все стали солдатами или, по крайней мере, кем-то, кто похож на них внешне и носит имя солдата; в каждом приходе – множество добровольцев. Например, в нашем, Сен-Джеймс, - четыреста крепких людей, одним из которых я имею честь быть. Все эти герои во вторник, в девять утра, будут в Гайд-парке, повинуясь настойчивому желанию Его Величества, который собирается осмотреть нас со своими фельдмаршалами. Всего нас будет двенадцать-тринадцать тысяч. Плац будут охранять два полка гвардейцев, легкая кавалерия Вестминстера и суррейские йомены. Люди со всех концов страны придут посмотреть на нас. Нас выстроят в четыре строя. Пусть Бог пошлет нам хороший день.
О твоем пакете с тремя гинеями для нашей матери. Он шел непредсказуемо, странным путем; дело велось отвратительнейшим образом, но, в конце концов, она получила его, и ты можешь судить о ее чувствах в тот момент, когда она взяла его в руки. Мы все стараемся обращаться с ней так хорошо, как только возможно. Зима была долгой и очень суровой, но она ни в чем не нуждалась. Пока тебя нет рядом, ты можешь полностью положиться на нашу заботу и внимание к ней.
Мозес в порядке. Мэри и ее муж тоже живут очень хорошо. Маленький Аарон с нами, он растет крепким парнишкой, но все, о чем он говорит, - так это о том, как он приедет к тебе на «Чайку». Он заявляет, что станет моряком, и умоляет меня попросить, чтобы ты послал за ним. В середине лета он собирается в пансион в Ричмонде, чтобы учить навигацию и морскую тактику. Мы платим тридцать гиней в год и еще три за поступление. Это знаменитая школа для юношей. И Аарон обладает очень ясным умом, какой только может быть у ребенка. Но все же он заявляет, что станет морским офицером.
У нас все, в основном, по-старому. Торговля в городе идет плохо, но мы держимся на плаву, и это, как ты бы сказал, славно.
Прими все наши добрые пожелания о твоем настоящем и будущем благополучии, пока я не услышу или увижу тебя. Закончу следующим: остаюсь до самой смерти твоим вечно обязанным и преданным другом,
УТ
NB: Мне доставит большое удовольствие получить от тебя письмо, когда бы ты не счел удобным его написать. Напиши мне длинное. В твоем обычном стиле. Не бери это за пример.
Получено в Форт-Ройал, 17 июля 1799
Письмо брату Уильяму Томасу от 29 июля 1799
Твое письмо от тридцать первого мая этого года попало ко мне в руки в Вест-Индии, семнадцатого числа месяца июля, и я благодарен, что ты вновь написал мне.
Сейчас мой разум в очень смятенном состоянии, чтобы писать тебе, поскольку с тех пор, как я получил твое письмо, вокруг меня творится суматоха и смущение: вначале из-за небольшого беспокойства, как собрать аларимда Х домой, а теперь мы готовимся к небольшому походу, который задумал новый адмирал, лорд Хью Сеймур.
Когда наш корабль стоит в гавани, я обязан проводить большую часть времени на берегу, и жара столь невыносима, что, когда я возвращаюсь на борт, мои мысли обременены усталостью сверх меры, и оттого я не могу писать. А когда корабль выходит в этом месяце в море, погода столь шквалиста и ветрена, и «Чайка» ведет себя так непредсказуемо и опасно – корабль, конечно, протекает, - что писать тоже не слишком удобно.
