Геннадий Геродник - Моя фронтовая лыжня

Неужели... Очередной мой вопрос, не знаю уж о чем, оборвался на первом слове - я наконец заснул. И хорошо: ведь завтра - рано вставать, завтра трудный день.

Буду называть его Лешей

Все мясноборцы и полистяне называют Алексея Васильева Лешей. И в глаза, и за глаза. К такой фамильярности располагают и его внешность, и поведение. Фигурой с подростка, непосредственный, простодушный, по-детски любознательный. Поэтому не удивляйтесь, если и я впредь буду называть его лесником Лешей или просто Лешей.

Отправляемся в путь, как говорили мои однополчане-уральцы, на брезгу. Для первой недели октября это время суток приходится примерно на половину седьмого.

Выйдя на западную окраину поселка, долго преодолеваем территорию лесопункта. Ну и местечко! Лужи, колдобины, ямы, развороченные тягачами колеи-рытвины, ненадежные зыбкие кладки, перепения рельсов узкоколейки, составы из грузовых платформ, на островках земной тверди - штабеля бревен и досок, пирамиды дров и чурок... Одним словом, если черти иногда ломают себе ноги, то это в первую очередь может случиться с ними на спасско-полистянском лесопункте.

Выбираемся наконец за пределы поселка, вступаем в преддверие "удельного княжества" лесника Леши - Дупельки. Знакомый ландшафт. Так называемая дорога похожа на бусы модницы или четки богомолки: на ниточку торфяного месива нанизаны наполненные мутной водой колдобины. Огибая их, защищаем руками лицо от ветвей ивняка и ольшаника. На одежду цепляются репьи, Леша называет их окхами.

Кое-где справа и слева от дороги на сырых или полностью залитых водой лужках, полянах возвышаются стожки сена. Ждут зимней дороги. На этих же пожнях разбросаны правильной формы, будто вычерченные циркулем, чаши, наполненные водой и заросшие кустами ивы. Это заплывшие воронки от крупнокалиберных авиабомб.

Я с моей раненой ногой не ахти какой ходок, а Леша, оказывается, искалечен еще больше, чем я. Поэтому делаем частые привалы. Убиваю сразу двух зайцев: отдыхаю и слушаю Лешу. У него в запасе столько всевозможных историй, что их хватило бы на десяток походов к Ольховке и обратно.

Первое ранение у Леши давнишнее. Во время очистки прифронтовой полосы от местных жителей немецкий автоматчик прострелил убегающему мальчишке ногу. Во второй раз Леша пострадал от фашистских пуль, как это ни странно, уже много спустя после окончания войны. Обнаружил он в немецкой землянке груду заржавевшего оружия, стал разбирать ее. И вдруг в упор автоматная очередь: т-р-р-р! Более десяти поджидал Лешу поставленный на боевой взвод фашистский "шмайссер". Несколько пуль прошило Леше бок и живот. Он долго лечился и еле-еле выкарабкался. В третий раз, тоже во время сбора трофейного оружия, взорвалась малокалиберная, так называемая ротная мина. Лешу обдало градом мелких осколков. В результате - несколько мелких ран и полностью потерян один глаз, его заменяет сейчас протез.

Из ржавых вод, из голубого мха

В истлевших гимнастерках и пилотках

Они встают. Размеренна, тиха

Солдат убитых тяжкая походка.

Их вдаль ведет извечная тоска.

К жилищам мирным, к отческому дому

Они спешат. Дорога далека

По перелескам темным, незнакомым.

И если кто успеет дошагать

До солнечных лучей в село родное.

Проснется ночью старенькая мать,

И сердце больно у нее заноет.

У ней в ту ночь прибавится седин,

В окно глядеть старушка будет долго.

Почудилось, что в двери стукнул сын.

А это ветер в дверь стучит щеколдой.

Сергей Орлов

Идем по лесному некрополю

У Леши сильно развита зрительная разновидность ассоциативной памяти. О различных эпизодах ему то и дело напоминают повороты дороги, приметные деревья, ручьи, болотца, лесистые взлобки. Между прочим, более высокие места, поросшие не болотными недомерками, а полнометражным лесом, Леша называет горбылями.

- Вон на том горбыле, - Леша указывает рукой вправо, - этим ом я нашел братскую могилу. Сообщил новгородским следопытам. Вынесли к железной дороге останки пятнадцати воинов.

...Другие группы следопытов примерно в это же время понаходили останки воинов напротив Мостков и Любиного Поля, в "долине смерти". Собрали их всех в Мостки, положили в несколько больших гробов. Приехали из Новгорода ветераны войны, прибыл оркестр, собрались местные жители - устроили траурный митинг.

...Вот уже более тридцати прошло после окончания войны, а братские могилы вдоль железной дороги все растут и растут. И будут еще и еще расти. Те солдаты, что остались в болотах, что еще не понахожены, зовут живых, просят: перенесите и нас к нашим друзьям-однополчанам.

...На том же горбыле, недалеко от братской могилы, стоит бывшая штабная землянка. Накаты сгнили и провалились, в яме молодые деревца выросли. А что это штабная землянка, я вот по какой примете определил: под соседним деревом нашел около сотни пустых медальонов. Их приносили в штаб, вынимали из них бумажки с фамилиями и адресами, а пустышки под дерево...

Я обратил внимание на слова Леши: "...зовут живых, просят". Их смысл стал мне еще более понятен после очередной истории, рассказанной проводником по этому необычному некрополю.

Баллада о неизвестном капитане

Когда болотная жижа угрожает перехлестнуть через голенища, у Леши находится в запасе обход. Я вновь и вновь убеждаюсь, что пускаться в эту дорогу одному нечего было и думать.

Во время одного из таких обходов путь нам преградила исполинская, поваленная бурей ель. Она походила на дальнобойное орудие. Красновато-бронзовый ствол был направлен косо вверх, бронещитом служил вывернутый из земли огромный круг корневой системы. Оказывается, поверженная грозной стихией великанша долго хранила одну из многих тайн этого леса-некрополя. Делаем привал, и я опять слушаю Лешу.

- Несколько назад из-за этого елового выворотня натерпелся я беспокойства и страху. Весной дело выло, случилась сильная буря. Дали мне в лесничестве задание: обойти свой участок и примерно подсчитать, сколько ураган беды натворил, где особенно много дерев наветровалил. Добрался я до этого самого выворотня, он тогда еще свеженький был. И вижу, на корнях висит облепленный грязью валенок. Будто дед-лесовик для просушки повесил. Эге, понял я, выворотень чью-то могилу потревожил.

...И всамделе, когда я соскреб финкой верхний, уже протаявший слой земли, показался облепленный истлевшим обмундированием ске. Но мерзлынь еще крепко его держит. А у меня с собой, окромя финки, ничего нет. Поковырял, подолбал финкой - две проржавевшие шпалы нашел. Значит, капитан, не меньше.

Нет, думаю, без кирки и лопаты дело не пойдет. Выполню задание лесничества, позову на помощь следопытов, возьмем инструменты, брезентовый мешок - и доставим капитана в Мостки.