Геннадий Геродник - Моя фронтовая лыжня

Каким же образом родилась и пошла гулять по свету клеветническая версия о том, что якобы изменник Власов чуть ли не парадным маршем увел на службу Гитлеру несколько советских дивизий? Автор этого измышления - Геббельс. Фашистской пропаганде выгодно было изображать дело так, будто советские воины массами переходят на сторону Германии во главе со своими генералами. На эту тему гитлеровцы трезвонили по фронтовому радио, всячески расписывали в листовках.

А своему долголетию эта фальшивка в значительной мере обязана усердию не по разуму некоторых наших лекторов, пропагандистов, журналистов и даже авторов исторических романов. В своем стремлении показать предателя в наиболее неприглядном виде они чрезвычайно легкомысленно, более того, безответственно бросались выражениями, вроде таких: "Сдал в плен", "Увел к немцам".

Да, карьерист и трус Власов, командуя 2-й ударной с 16 апреля и до конца Любанской операции, своей бездеятельностью осложнил и без того чрезвычайно трудное положение окруженных дивизий и бригад. Да, далеко не всем удалось прорваться к Большой земле. Тысячи погибли в боях, некоторые встретили свою смерть, уже переходя линию фронта. Как комиссар Зуев. Другие примкнули к партизанам. Третьих поглотили волховские болота. Четвертые, обессилевшие или тяжело раненные, попали в плен. Но и там продолжали борьбу. Как Муса Джалиль. Добровольно сдались в плен и пошли в услужение к гитлеровцам только единицы.

Да, конечная цель Любанской операции не была достигнута: зимой сорок второго года 2-й ударной не удалось прорвать извне кольцо ленинградской блокады. Этому было немало причин. Все мы, от рядовых бойцов до генералов, только-только начинали овладевать азами современной войны. Эвакуированные на восток заводы еще не успели наладить в достаточном количестве производство военной техники и боеприпасов. Поэтому нас еще очень слабо поддерживали авиация, артиллерия и танки. Укрепленные рубежи, доты и дзоты мы атаковали чаще всего легким оружием, гранатами, бутылками с горючей смесью. Вдобавок ко всему - чрезвычайно суровая зима и необычайно трудные природные условия. Каждая отвоеванная пядь земли доставалась нам дорогой ценой.

Однако жертвы ни в коем случае нельзя считать напрасными. Вспомним, в какое время началась Любанская операция. Наши войска только что разгромили врага под Москвой. Чтобы взять реванш и поднять боевой дух вермахта, гитлеровское командование накапливает силы для решающего штурма Ленинграда. И в этот чрезвычайно опасный для нашей страны момент Волховский фронт отвлек на себя более десяти полнокровных фашистских дивизий с приданными к ним частями усиления и массу авиации. Не только отвлек, а изрядно потрепал и перемолол их. Нетрудно себе представить, насколько осложнилось бы положение Ленинграда, если . бы в начале сорок второго эти дивизии оказались не в волховских болотах, а под Урицком и у Пулковских высот, под Пушкином и Колпино.

Большую роль в восстановлении доброго имени 2-й ударной сыграла военно-историческая наука. В "Советской военной энциклопедии", например, Любанская операция в одноименной статье оценивается так: "Немецкое командование в январе - марте 1942 года перебросило на усиление 18-й армии из состава 16-й армии, а также из Германии, Франции и Югославии 7 дивизий и одну бригаду. Кроме того, в полосу наступления Волховского фронта было перегруппировано до 4-х дивизий из-под Ленинграда. Для поддержки своих войск в районе прорыва противник привлек до 250 бомбардировщиков 1-го воздушного флота.

Любанская операция не получила полного завершения. Однако в ходе ее советские войска захватили инициативу и заставили 18-ю армию противника вести оборонительные бои. Войска Волховского фронта и 54-й армии Ленфронта привлекли на себя главные силы не только 18-й армии, но и всей группы армии "Норд".

Те путаники, которые, зная о боевом пути 2-й ударной всего лишь понаслышке, бездумно и безответственно повторяли всяческие вымыслы, - не только искажали историческую правду. Они оскорбляли лучшие чувства тех воинов фронта и армии, которые остались живы и продолжали воевать, тех ветеранов войны, которые здравствуют и поныне. Их обвинения звучали кощунственно по отношению к тем воинам-волховчанам, которые покоятся сейчас в братских могилах, которые еще не найдены следопытами и ждут погребения. Они отдали жизнь в очень трудную для нашей страны пору. Свет грядущей Победы еще еле-еле брезжил на горизонте, затянутом мрачными грозовыми тучами. Их очень редко награждали, им еще не салютовала Москва, - а ведь воевать тогда было намного труднее, чем в сорок третьем, сорок четвертом и сорок пятом годах.

В 1978 году мои новгородские друзья написали мне: "Наш облисполком принял наконец решение увековечить подвиг воинов 2-й ударной армии, совершенный ими зимой сорок второго года. Обелиск или целый мемориальный комплекс будет установлен где-то в районе прорыва. Сейчас уточняется место будущего памятника, обсуждаются детали проекта".

Я верю: мы, оставшиеся в живых ветераны Любанской операции, в недалеком будущем соберемся у этого обелиска. Обнажив головы, споем гимн волховчан, написанный нашим же однополчанином - поэтом Павлом Шубиным. Заранее представляю себе, как у берегов древнего Волхова, на земле былинного Садко, величаво и торжественно зазвучат скорбные, суровые и мужественные слова:

Вспомним же тех, кто неделями долгими

В мерзлых лежал блиндажах,

Бился на Ладоге, дрался на Волхове,

Не отступал ни на шаг.

Вспомним и тех, кто командовал ротами,

Кто умирал на снегу,

Кто в Ленинград пробирался болотами,

Горло ломая врагу.