Евгений Биневич - Евгений Шварц. Хроника жизни

«Во время моей работы в Москве в молодом тогда Театре им. Евг. Вахтангова мне сказали как-то после репетиции, что вечером будет читать свою пьесу ленинградский драматург Шварц, — вспоминал Н. П. Акимов. — Когда перед читкой выяснилось, что мы не знакомы, все очень удивились: ленинградцы! И нас познакомили. Шварц прочел «Приключения Гогенштауфена». Пьесу горячо обсуждали, признали интересной, но требующей доработки. Автор — скромный худощавый молодой блондин — сдержанной вежливостью выделялся из общего стиля более уверенных в себе и темпераментных ораторов. Он согласился со всеми замечаниями и больше к этой работе не возвращался».

Николай Павлович Акимов родился в 1901 году в Харькове, т. е. был моложе Шварца на четыре с половиной года. Вскоре семья переехала в Петербург, где он учился в царскосельской гимназии и где начал рисовать. Профессионально совершенствовался в Новой художественной мастерской, где преподавали М. Добужинский, В. Шухаев и Е. Яковлев. Большая сангина Яковлева до сих пор висит в кабинете-мастерской Акимова у письменного стола. После революции — вновь Харьков. Здесь он уже сам преподавал рисунок на Высших курсах политпросветработников, участвовал на Всеукраинской художественной выставке. И ещё выступал в местных — детском театре и «Красном факеле», как сценограф.

Вернувшись в 1922 году в Петроград, в первую очередь он становится известным как иллюстратор книг издательств «Academia», «Полярная звезда», «Былое», собрания сочинений А. де Ренье и Ж. Ромена. Оформляет спектакли в лучших театрах Петрограда-Ленинграда — Акдрамы, Малого оперного, Большого Драматического, — и московского театра Вахтангова — «Заговор чувств» Ю. Олеши (1929), «Коварство и любовь» Ф. Шиллера (1930); ставит и оформляет «Гамлета» В. Шекспира» (1932). Ставлю даты постановок спектаклей не случайно. А потому, что существует некоторая путаница в том, — когда же Шварц работал над «Гогенштауфеном».

Акимов написал, что Шварц читал пьесу после одной из репетиций в 1931 году, т. е. — «Гамлета», и что после обсуждения её он к пьесе больше не прикасался. Но «Гамлета» он репетировал и в 1932-м, а о последнем он точно знать не мог. Однако, отталкиваясь от этих сведений, комментаторы кишиневского однотомника Евгения Шварца «Обыкновенное чудо» (1988), в который после полувекового забвения был включен «Гогенштауфен», посчитали, что пьеса «написана не позднее 1931 года». А составительница этого сборника Е. Скороспелова после текста пьесы поставила «1934», т. е. год, когда она вышла отдельным изданием в журнале «Звезда» (№ 11). Эта дата повторяется и в четырехтомнике Шварца, вышедшем в 1999 году.

На некоторые размышления о времени работы над пьесой наводит запись в воспоминаниях Шварца, когда он говорит, повторюсь, что живя на 9-й Советской, он «одолел «Клад» в три дня, написал «Гогенштауфена» — первый вариант». Уверен, что расположены они, как писались, и «Гогенштауфен» идет после «Клада». А он писался в 1933 году. И потому, думаю истина где-то посередине.

В 1933-м же году Акимову предложили возглавить экспериментальную мастерскую при ленинградском мюзик-холле. Он мечтал о синтетическом театре, «где искусство драматического актера сочеталось бы с музыкой, балетом и цирком» и «обратился в поисках репертуара к трем драматургам; Шекспиру, Лабишу и Шварцу». Чтобы не возвращаться к этому, сразу скажу, что в мюзик-холле Акимову удалось поставить лишь «Святыню брака» Э. Лабиша; «Двенадцатую ночь» он осуществит только в 1938 году в театре Комедии; а Шварца ему не удастся поставить ни в мюзик-холле, ни в театре Комедии.

Но дело в том, возвращаясь к нашим баранам, что пока Шварц писал заказанную Акимовым пьесу, он предложил ему «Гогенштауфена». И думаю, что пришел он к нему не с тем, первым, вариантом, который был отклонен в театре Вахтангова, в том числе и Акимовым, а с новым, который он мог бы написать в конце 1932 или начале 1933-го. Но суть не в том. Просто хотелось бы понять, когда и над чем работал Евгений Львович.

«Приключения Гогенштауфена» Шварц впрямую назвал «сказкой в трех действиях», хотя действие там происходит в начале 30-х годов в одном из небольших городков СССР.

Главный герой, получивший от автора фамилию старинной германской императорской династии — Гогенштауфен и совершенно славянское имя Пантелей, гениальный экономист, потерявший голову от любви и ревности к счетоводу Марусе Покровской. Домашняя хозяйка Бойбабченко (чего стоит фамилия!) — «старуха отчаянная», «старуха добрая»: «Когда мне кого-нибудь жалко, я могу человека убить…». Это люди настоящие, «живые». Юрисконсульт Арбенин, бухгалтер Журочкин, зав. машинописным бюро Брючкина, зав. снабжением Юрий Дамкин — люди простые, полные комплексов и предрассудков. Этими-то, последними, и будет манипулировать в своих черных делах управделами Упырева. Она — потомок вурдалаков, представляет в пьесе зло, мертвечину. Против неё и за «живых» людей начинает борьбу добрая волшебница, уборщица Кофейкина. Эти двое имеют явное отношение к сказке. За время действия они совершат массу добрых и злых чудес.

В этой войне Упыревой не справиться в одиночку, и она пользуется глупостью, чванством и зашореностью потенциальных мертвяков. Кофейкиной тоже нужны единомышленники. Поначалу она посвящает в свои планы Бойбабченку, а уже вдвоем они пытаются предупредить об опасности основного врага Упыревой.

Они застают Гогенштауфена за работой, а уже скоро полночь. «Враг твой — беспощадный, — втолковывает ему Кофейкина. — У него мертвая хватка. Ты человек живой — этого она тебе в жизнь не простит…» (Не в том же ли будет состоять конфликт в шварцевской «Тени»?). А представляя Бойбабченко, она характеризует подругу: «Она старуха живая, до жизни жадная, с врагом смелая… А я, извините, товарищ Гогенштауфен, — я, товарищ Гогенштауфен, — волшебница…».

Но товарищ Гогенштауфен — атеист, научный прагматик, и в чудеса, волшебниц и упырей не верит. Тогда Кофейкина выдвигает аргумент: «Что есть наше учреждение? — спрашивает она, и сама же объясняет. — Финансовая часть огромного строительства. К нам люди со всех сторон ездят счеты утверждать. Попадает к тебе человек, как ты его примешь?» Ей на помощь приходит Бойбабченко: «Как бабушка родная примешь ты человека. Объяснишь, наставишь, а также проинструктируешь. Каждую часть строительства знаешь ты, как мать сына. Каждую родинку ты, бедный, чувствуешь. Каждую мелочь постигаешь. От тебя человек идет свежий, действительно, думает, центр думает!

КОФЕЙКИНА. А к ней пойдет — сразу обалдеет. Она его карболовым духом. Она его презрением. Она ему: вы у нас не один. Он думает: как же так, я строю, а она меня за человека не считает? Я ей, выходит, мешаю? Я ей покажу! Силу он тратит, кровь тратит — а ей того и нужно. Живую кровь потратить впустую. Мертвый класс. Вот.