Лидия Герман - Немка

Поэтому нам надо быть готовыми принять участие на краевом смотре художественной самодеятельности в Барнауле. В этот день мне Ольга рассказала, что Павел Братчун женился. «И на ком?» — «На новой учительнице физики». Шок, который меня вынудил над многим задуматься…

Потом нам официально присвоили первое место. Объяснили, что не было, в общем-то, предусмотрено присуждение призов, и только в виде исключения лучшей исполнительнице Лидии Герман присуждается приз. И я получила прекрасную, маслом написанную картину с красивейшими цветами, какие я когда-либо видела, и в необыкновенной раме. На обороте была наклеена этикетка, что эта картина является копией с картины немецкого художника. К сожалению, я забыла имя и годы жизни художника, также забыла я имя русского художника, сделавшего эту копию. Ольга рассказала историю этой картины, каким образом она вообще попала в Родино, будто она была заказана для кого-то, а теперь пожертвована, т. е. принесена в дар мне.

К краевому смотру худ. самодеятельности меня не допустили… Пьесу мы играли еще три-четыре раза. После последнего представления, это было в маленькой деревне Михайловка, спросил нас председатель колхоза, не могли бы мы ему, т. е. их колхозу, подарить картину актрисы-исполнительницы Кручининой. Алексей Кузьмич Семилет объяснил, что эта картина, собственно, предназначалась самой актрисе…, но если она сама не возражает… то… Я была согласна, и председатель получил картину. Зато нас отвезли домой с шиком, даже с колокольчиками. Год спустя я решила еще раз попытаться поступить в пединститут. В этот раз не на заочное отделение, а на дневное, со сроком обучения 4 года. Когда я уже получила вызов для сдачи экзаменов и готовилась к отъезду, встретила я учительницу из села Михайловка, которую я хорошо знала. Это была Татьяна Ивановна Горжий. В заключение нашего с ней разговора она сказала: «Кстати, твой портрет висит на стене правления колхоза».

Еще через год, во время посещения моей семьи и родственников в Кучуке, я опять встретила Татьяну Ивановну: «Твой портрет так и висит в правлении нашего колхоза», — широко улыбаясь, сказала она. Теперь я забыла, что она ответила на мой вопрос: «А где висят портреты тов. Сталина, Молотова, Берия?» Шел 1952 год.

Глава 12

Тогда, в конце 1949 года, когда мне стало понятно, что меня не допускают к обучению в высшем учебном заведении, я приняла твёрдое решение больше и не пытаться поступать туда. Но время летит… и когда тобой владеет непреодолимое желание учиться дальше, то допускаешь, что надежда не совсем погасла.

В 1951 году я сделала вторую попытку. Экзамены на дневное отделение начались 1-го августа. После того, как мне было разрешено от НКВД поехать в Барнаул, я сразу уволилась с работы учителя в Степном Кучуке, освободила учительскую квартиру и передала её директору. Нелегко мне это было, так как моей матери опять надо было жить у Эллы, у которой к этому времени родились еще двое детей, Эльвира и Володя. Наша бабушка Лиза уже умерла, и приход моей матери был очень кстати. Я вовсе не была уверена, что меня примут в институт, я могла и экзамены завалить, но вела я себя так, будто была уверена в успехе. И мои родственники все верили в это.

Когда я в Родино в районном отделе народного образования сдавала заявление об увольнении, встретила я там Владимира Пащенко, он тоже собирался поступить на очное отделение. Он спросил, не могли бы мы поехать вместе. Я объяснила ему, что мне комендатура укажет, каким путём туда ехать. Ровно за неделю до первого августа мне сообщили, что я поеду на грузовике от МТС Степного Кучука до речного порта Камень на Оби. Со мной вместе поедет студентка техникума этого порта. Она будет рада со мной познакомиться и поможет мне при посадке на речной пароход, на котором я и поеду в Барнаул. В подавленном настроении я пришла домой и начала складывать вещи в свой фанерный чемодан. Тогда я уже знала, что это был специальный чемодан для освободившихся заключенных. Из трудармии приходили российские немцы с такими же… Но у меня не было другого. В доме у Эллы нашелся один-единственный висячий замок, он был слишком велик, но я замкнула им чемодан, и ключ положила в свою ручную сумочку, которую недавно купила в Кучукском магазине.

В назначенный день ранним утром я пришла во двор МТС. Девушка худощавого вида с темными волосами, возможно, моего возраста, вышла мне навстречу. «Ты Лида Герман. Я тебя знаю, видела тебя на сцене». Я её не знала. Может она недавно живет в Кучуке. Теперь она учится в каком-то техникуме. Её зовут Тоня. «Пойдем, мы сразу и поедем». Наш грузовик был нагружен наполненными мешками, покрытыми сверху брезентовым полотнищем. Шофёр поместил мой чемодан вблизи кабины. Тоня устроилась удобно в кабине. Я же сидела сзади и осталась одна со своими мыслями. Они были весьма безрадостными. Почему я уволилась? Почему я уехала, как будто никогда больше не хотела возвращаться? Что меня ждет в Барнауле? Что я буду делать, если не примут? Можно мне будет остаться в Барнауле или нет? Этого я не знала. Почему НКВД разрешил мне поехать, если мне нельзя учиться? От моих раздумий, казалось, всё только больше запутывалось… Незадолго до моего отъезда я встретилась с моей бывшей школьной подругой и соседкой Маней Цапко. Она уже вышла замуж за бухгалтера МТС. Его родственник недавно приезжал в Кучук, чтобы сделать мне предложение. Я же не хотела об этом слышать. Были еще предложения от вполне достойных молодых людей, которые я решительно отклонила. Маня спрашивала: «И какого ты принца еще ждешь, Лида? Ты же знаешь свое положение. Почему ты так поступаешь? Смотри, а то поздно будет, и ты еще пожалеешь». — «Маня, я никогда не выйду замуж, чтобы только быть замужем любой ценой. Об этом не может быть и речи. Учиться я бы хотела». — «Но тебе же нельзя». — «Это ты говоришь. Никто из ответственных за это мне еще этого не сказал. В Москву мне нельзя, а в Барнаул можно».

И теперь я по дороге в Барнаул. Чтобы еще раз сделать безнадёжную попытку? Нет. Может быть, я просто сбегаю от Маниных предупреждений? Нет и нет… Где-то в глубине моего я есть еще одна искорка надежды, которую я не решаюсь выговорить — театр. Многие мои знакомые мне говорили: «Попытайся поступить в театр». Но я мечтала стать преподавателем литературы и языка.

Когда мы прибыли в Камень на Оби, пароход в этот день уже ушел. Ночь я провела у Тони в студенческом общежитии. Билеты на пароход продавались только по прибытии его, и в это же время следовала посадка. На довольно большой площади речного вокзала собралось уже много пассажиров, все с большими узлами, мешками, свёрнутыми в рулоны матрацами и коврами, но и с ящиками. Почти все сидели на своем багаже, сначала рассеянно по всей площади, потом, когда подошел пароход и из небольшого домика речного вокзала вынесли стол, все устремились к этому столу и стали в очередь. Я тоже. Я не могла себе представить, что такое количество людей со всем их багажом может поместиться на таком маленьком кораблике, и боялась, что я на него не попаду. Пришла кассирша с сумкой, двое мужчин уселись с двух сторон от неё. Все, стоявшие впереди меня, держали в одной руке настоящие паспорта и деньги, другой рукой они тянули багаж.