Борис Голлер - Лермонтов и Пушкин. Две дуэли (сборник)

Пауза.

– У Миши, когда лежит, вдруг обнаружились татарские скулы! Раньше не замечал!

– Так он же – из Пензы!

– Как? Разве не из Москвы?

– Все мы – из Петербурга либо из Москвы… но сперва – из Пскова или из Пензы. Чембарский уезд – знакомо вам такое название?.. (Усмехнулся.) Покойный говаривал: «У нас в Чембарах его не взяли бы в гувернеры!» Это он – про Вольтера! Как вам нравится?..

Пауза.

– Правда… Как-то глупо стоим. Может, пойти туда?

– Нет. Там уж, по-моему, ничего не нужно!

Девушка и Л. С. Пушкин:

ДЕВУШКА. Главное – никак не вспомнить! Какой-то провал! (Показала на голову.)

ЛЕВУШКА. Не надо мучить себя!.. Чепуха, наверное!

Присоединились к остальным.

Двое у окна:

– Столыпин идет!..

– Где?.. Столыпин! (И крикнул в глубину ресторации.) Столыпин!..

По ресторации разносится:

– Столыпин!

– Столыпин!

– Монго!..

Оживление, связанное с приходом СТОЛЫПИНА, не должно преувеличить без нужды его роль в этом мирке. Просто это человек, который волею обстоятельств поставлен в центр событий…

Что касается самого Монго-Столыпина… Похож одновременно, как сказал кто-то, на всадника и на его коня. Идет – головой вперед, как бык, готовый боднуть, и вместе, кажется, прикрывая живот… Породист, красив, нагл и раним.

Очень боится, что ему станут сочувствовать…

Все – к нему, когда он вошел:

– Столыпин!

СТОЛЫПИН (отстраняя). Я жив, к сожалению, и у меня много дел! (Фраза, явно заготовленная прежде, на улице.)

(К нему). – Монго! Что ты?!

– Столыпин! (Один за другим, желая что-то сказать или спросить…)

А. А. Столыпин-Монго в костюме курда

СТОЛЫПИН (на ходу). Я жив, к сожалению, и у меня много дел! Я жив, к сожалению, и у меня много дел!

Три, четыре, пять раз… Отшвыривая этой фразой всех встречных и прокладывая ею дорогу к лестнице…

А почти вся ресторация, кроме игроков, разумеется, оказалась на его пути – как выраженный или немой вопрос…

– Я жив, к сожалению, и у меня много дел!..

И, лишь поднявшись на несколько ступеней, обернулся – и вниз, кому-то растерянному, вопрошающему:

– Монго! Может, что-нибудь нужно?..

СТОЛЫПИН. Разве съездить в горы – туда и обратно!..

КТО-ТО (сразу). Я готов!

СТОЛЫПИН. …доставить один небольшой ледник. Совсем крохотный. Только быстро!..

И, пока соображали, взбежал по лестнице.

Пауза. В группе друзей:

– Монго – в своем репертуаре!..

– Монго?.. Кентавр!

– Почему кентавр?

НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ (сочувственно). Но если и кентавр – то раненный уже стрелою Геракла!..

ДМИТРЕВСКИЙ (тихоня – вдруг зверея). Никогда не выносил вашего Геракла! С детства терпеть не мог! Тупица! Одна грубая сила!.. С его дурацкой палицей!

НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ (растерянно). Помилуйте! Что с вами?

ДМИТРЕВСКИЙ. Простите!.. Не знаю… Простите!

Пауза.

В номере у ПОЛКОВНИКА – СТОЛЫПИН.

ПОЛКОВНИК. Вы чем-то озабочены?

СТОЛЫПИН. Я? Льдом!..

ПОЛКОВНИК. Зачем? А-а… Да! А разве – в ресторации?.. (Жест – куда-то вниз.)

CТОЛЫПИН. Да. Но все пошло на это празднество к Голицыну. Бал не состоялся, а лед растаял!

ПОЛКОВНИК. Так что же вам мешает, простите? Не пойму!.. Комиссия уже дала свое разрешение…

СТОЛЫПИН. Но я не согласен хоронить за воротами! И не согласен – без христианского обряду!.. Покойный был христианин! На нем – нательный крест!

ПОЛКОВНИК. Вы сегодня сведете меня с ума! Почему за воротами? Почему без обряду? Кто сказал?..

СТОЛЫПИН. Отец Александровский – отец Павел – отказывается! Говорит, что покойный был самоубийца!

ПОЛКОВНИК (с надменностью). Покойный был солдат, а не самоубийца!

СТОЛЫПИН. Я так и сказал!

ПОЛКОВНИК. Скажите от меня!

СТОЛЫПИН. Скажу! (Тоном человека, который не верит, что это поможет.)

ПОЛКОВНИК. Тогда каждый, кто надел это (показал на свой мундир)… самоубийца!..

СТОЛЫПИН. Я и это говорил!

ПОЛКОВНИК (срываясь). Передайте отцу Александровскому… что несколько лет тому… в Петербурге, на отпевании тела камер-юнкера Пушкина, погибшего так же в дуэли, – присутствовали послы иностранных держав и даже иные представители правящего дома!

СТОЛЫПИН. Это более подействует!..

ПОЛКОВНИК. У вас больше ничего ко мне?

СТОЛЫПИН. Нет. Благодарю…

ПОЛКОВНИК. У меня что-то к вам… Вспомнил! Да!.. У меня тут был некто Пожогин-Отрашкевич!

СТОЛЫПИН. А-а… Эта вонючка!

ПОЛКОВНИК. Што-с? Капитан, вы непристойны!

СТОЛЫПИН. Извините! Так называл его покойный брат. Это – узы родства!

ПОЛКОВНИК. Все равно! Прошу вас впредь выбирать выражения!

СТОЛЫПИН. Слушаюсь!

ПОЛКОВНИК. Он говорил… о вещах, оставшихся якобы здесь, на вашей общей квартире… Что он – единственный наследник и прочее…

СТОЛЫПИН (без выражения). Может быть. Может статься… и даже почти наверняка… Но… Когда-нибудь!

Но покуда… все имущество покойного было от бабки его. Госпожи Арсеньевой. Ныне здравствующей. (Усмехнулся.)

Он был как внук – единственный наследник ее. Теперь она, напротив, наследует ему.

А что старуха под семьдесят наследует внуку двадцати семи…

Непередаваемый жест! В нем – презрение и – вместе – покорность судьбе!..

Я отправлю на дни… все вещи – с людьми и лошадьми в адрес г-жи Арсеньевой. В имение.

О чем могу дать бумагу! Снабженную соответствующим подписом.

ПОЛКОВНИК. Благодарю. (Помолчал.) Вы более ничего… не имеете сообщить мне?

СТОЛЫПИН. Что, собственно?..

ПОЛКОВНИК. О том, что здесь произошло!..

СТОЛЫПИН (ровным голосом). Нет. Нимало!

Но так как ПОЛКОВНИК молчит…

– Ну вряд ли что-то новое… сравнительно с тем, что сказано, верно, уже г-ном Мартыновым и секундантами.

ПОЛКОВНИК. Не хотите?.. (То ли вопрос, то ли утверждение.) Признаться… Я ждал большего доверия! От вас от всех!..