Пако Тайбо II - Гевара по прозвищу Че

В таких условиях Че собрал командиров подразделений колонны и впервые сообщил им о подробностях задания. Он сказал, что их цель заключается в том, чтобы развернуть партизанскую войну в новых районах, разрезать остров пополам и отвлечь часть угрозы от Сьерра-Маэстры. Он говорил о политической работе, которую предстоит провести для объединения групп, борющихся в Эскамбрее, об идее строительства баз наподобие тех, что были устроены в Сьерре. На этой же самой встрече он подвергся нажиму со стороны молодых командиров, желавших первыми нанести удар и попытаться прорваться из окружения. Че упорно утверждал, что в бою они окажутся в крайне невыгодном положении и следует избегать сражения до тех пор, «пока мы не найдем выхода отсюда». Фернандес Мель вспоминал: «Он упорно отвечал, что время еще не подошло, что пока есть малейшая возможность, мы должны сражаться, чтобы пробиться к Эскамбрею».

Еще один патруль, во главе которого шел Рохелио Асеведо, повторно проверил расположение кордонов врага. В мертвой тишине ночи партизаны спровоцировали солдат открыть огонь, чтобы таким образом установить, нет ли в окружении разрывов. В конце концов им удалось обнаружить и разведать брешь в порядках противника; она находилась в конце причала Барагуа. Узнав об этом, Че сразу же заметил, что в конце туннеля забрезжил свет, и немедленно приказал всем выходить. Снова шли под покровом ночи, не зажигая огней, не издавая ни звука. Авангард пересек железнодорожную линию и выставил заслоны по обе стороны путей, в то время как остальная часть колонны пробиралась по грудь в воде, держа винтовки над головами.

«Мы пересекли эту грязную лагуну, стараясь изо всех сил приглушить шум, который издавали 140 человек, шлепавших по болоту, и шли почти два километра, пока не пересекли пути почти в сотне метров позади последнего армейского поста. Мы даже слышали разговоры. Невозможно идя по воде, избегать бульканья, к тому же луна заливала ночь ярким светом, и мы были почти уверены, что враг поймет, что мы там у него под носом, но недостаток боевой подготовки, который мы всегда замечали у солдат диктатуры, сделал их глухими как столбы».

Это произошло в одиннадцать ночи на 2 октября. Следующие трое суток колонна продвигалась по ночам «в соленых болотах. Четверть отряда шла в разбитой обуви или вовсе босиком. По ядовитым болотам, без капли питьевой воды, под постоянным обстрелом авиации, не имея ни одной лошади, которая помогла бы самым слабым продираться через неумолимые болота, в обуви, разъедаемой грязной морской водой, с голыми ногами, израненными о растения, мы переносили по-настоящему ужасные трудности, прорываясь через заслон Барагуа на знаменитое пространство между Хукаро и Мороном».

Армия продолжала наседать, то и дело налетали самолеты.

«Психологически наше положение напоминало первые дни Сьерра-Маэстры: мы видели потенциального доносчика в каждом кампесино. Мы не могли установить контакт с Движением 26 июля, потому что пара предполагаемых членов движения отказалась передать мою просьбу о помощи; только от НСП я получаю деньги, нейлоновые пончо, немного обуви, лекарств, продовольствия и проводников. Они сказали, что требовали помощи для нас от организаций Д26, но получили следующий ответ, который следует отметить в рапорте, так как я не имею свидетельств о его достоверности: «Если Че пришлет нам несколько слов в письменной форме, мы поможем ему; а если нет, то пусть он зае..тся».

Тем временем силы Революционного Директората в Эскамбрее следили за движением колонны по передачам «Радио ребельде». Они намеревались отправить своего проводника, чтобы тот вступил в контакт с отрядом Че, а следом за ним выслать вооруженный патруль. Участники группы, носившей название Второй эскамбрейский фронт, и Д26 собирались сделать то же самое.

7 октября колонна впервые встретилась с партизанами Эскамбрая. Че получил первое впечатление о напряженности отношений между Д26 и выделившимся из Директората Вторым фронтом, который возглавлял Элой Гутьеррес.

«У них была целая куча жалоб на действия Гутьерреса; они сказали мне, что Бордона арестовали, и положение вещей достигло такого уровня, что группы находились на грани генерального сражения между собой. Я понял, что здесь необходимо устроить публичную стирку огромного количества грязного белья, и послал одного из людей Д26, чтобы вызвать сюда Бордона».

8 тот же день Че отправил Фиделю рапорт, в котором указывал, что

«в попытке очистить колонну от отбросов я приказал отпустить всех, кто попросит об этом. Семеро воспользовались возможностью, и я сообщу их имена для черных списков Революции... Днем раньше исчез Пардильо и был заподозрен в том, что дезертировал из взвода Хоэля».

Че снова оказался чрезмерно резким и несправедливым в оценке своих людей. Выяснилось, что из семерых, пожелавших уйти, один был разведчиком; он отправился домой и снова взялся за оружие, присоединившись к другой группе повстанцев. Еще один был схвачен правительственными войсками в Камагуэе и казнен. Третий тоже угодил в руки армии и просидел в тюрьме до победы революции, а четвертый возвратился в Эскамбрей и снова присоединился к отряду Че. Что же касается Пардильо, то он вовсе не дезертировал, а в конечном счете связал партизан с группой повстанцев, которых ему удалось собрать в округе.

Ночные переходы продолжались. Че в те дни представлял собой забавную фигуру с армейским ботинком на одной ноге и туфлей на другой. Некоторое облегчение пришло, как ни странно, от известий о начавшемся в США первенстве по бейсболу, в котором «Нью-Йорк янки» играли против «Бруклин доджерс». Большинство партизан болело за «Янки», а Че, ради противоречия, решил поддерживать «Доджерс», хотя и признавался, что не знал о них практически ничего.

Главной проблемой для партизан теперь являлась авиация; тем временем армия пыталась установить новый кордон, чтобы не дать им возможности добраться до Лас-Вильяса и отрезать их от реки Хатибонико.

«Авиация настигла нас 10 октября и обстреляла холм, на котором мы находились. Они использовали легкий самолет, и никто из нас не пострадал, но у нас из-за этого не оказалось времени, чтобы прийти в себя. Очередной ливень, вражеское нападение или новости о присутствии противника вынуждали нас снова выходить в путь. Бойцы все сильнее и сильнее уставали и приходили в уныние. Тем не менее, когда положение становилось наиболее напряженным, когда только с помощью оскорблений, уговоров и всевозможных диковинных мер я мог заставить изнемогающих людей идти дальше, их лица светлели, люди обретали новые силы при виде одного-единственного отдаленного зрелища. Это было синее пятно на западе, синее пятно, представлявшее собой громадный горный массив Лас-Вильяс, который наши люди видели впервые».