Дмитрий Балашов. На плахе - Николай Михайлович Коняев

улус начал лишь в 1259 г. Разрыв в два десятилетия заставляет искать других объяснений. Обратимся снова к анализу политической ситуации. После смерти великого хана Угэдея на ханском троне его сменил Гуюк. К этому времени в самом Монгольском улусе борьба за власть уже получила достаточное развитие: злейшим врагом Гуюка и был Бату. С воцарением Гуюка у него оставалось мало шансов на победу в борьбе, ибо его военная сила и материальные средства были крайне ограничены. После ухода других царевичей Чингизидов у Бату осталось лишь 4000 верных монгольских воинов, и это в стране, население которой было более 6 млн человек.

В такой ситуации о наложении «ига» и речи не могло быть: напротив, Бату крайне нуждался в союзниках из числа русских князей, которые могли бы удержать население от бунта и в обмен на военную помощь пополнять казну хана финансами. И Бату нашел союзника в лице Александра Ярославина Невского.

Причин тому было несколько. Во-первых, князь Александр еще в 1242 г. отчетливо понимал опасность западноевропейской агрессии на Русь. Ему, таким образом, союзники тоже были жизненно необходимы. Во-вторых, будучи Мономашичем, князь Александр во внутрирусской политике противостоял черниговским Ольговичам. А ведь именно черниговские князья и были друзьями половцев и врагами монголов. В-третьих, сам князь Александр Ярославич также был врагом Гуюка, поскольку его отец Ярослав был отравлен в Каракоруме матерью Гуюка, ханшей Туракиной. (Туракина поступила так, поверив доносу боярина князя Ярослава – Федора Яруновича.)

Видимо, учет всех названных обстоятельств и привел Александра Невского к мысли о союзе с Батыем. Александр поехал в Орду, побратался с сыном Бату – несторианином Сартаком, и заключил договор об уплате дани в обмен на военную помощь. Политика Александра не встретила на Руси всеобщей поддержки и понимания, но даже после его смерти оказалась конструктивной. Так, в 1269 г. орденские войска угрожали Новгороду. При появлении небольшого татарского отряда «немцы замирашася по всей воле новгородской, зело убояхуся и имени татарского». Русь, вернее та ее северо-восточная часть, которая вошла в состав улуса Монгольского, оказалась спасена от католической экспансии, сохранила и культуру, и этническое своеобразие. Иной была судьба юго-западной Червонной Руси. Попав под власть Литвы, а затем и католической Речи Посполитой она потеряла все: и культуру, и политическую независимость, и право на уважение.

Дальнейшие исторические события еще более усложнили ситуацию. Поскольку монолитный Монгольский улус распался на 3 различные орды (Золотую, Синюю и Белую), каждая из них стремилась первенствовать. Монголы Золотой Орды были немногочисленны и частью придерживались традиционной монгольской веры – варианта митраизма, частью были христианами несторианского толка. Веротерпимость была одним из основных стереотипов поведения, принятых в Монгольском улусе. Считалось, что дело Хана – требовать службы, покорности и повиновения, а вопросы совести относились к компетенции личности. Однако купеческое население поволжских городов было в основном мусульманским и стремилось отнюдь не к веротерпимости, а к пропаганде своей веры среди победителей. Ислам, таким образом, тоже начал проникать в монгольскую среду, распространяясь и среди ханов. И вот здесь-то и проявилась разница в отношении к населению Русского улуса.

Ханы-мусульмане (Берке, Тудан-Менгу), естественно, смотрели на христиан Руси, как на податное население – «райю», и проводили более насильственную, эксплуатационную политику.

Ханы «монгольской веры» (Бату, Сартак, Менгу-Тимур, Тохта), напротив, соблюдали традиции союза с Русью, ибо активно использовали и растущие русские военные силы и в борьбе за власть, и во внешних войнах (Менгу-Тимур – в войнах на Кавказе, а Тохта – в борьбе за власть с темником Ногаем).

Таким образом, до начала XIV в. русско-золотоордынские отношения были крайне неоднозначны и изменялись под влиянием религиозно-политической ориентации золотоордынских ханов и русских князей. Все изменилось в 1312 г., когда новый хан Узбек произвел переворот, провозгласил мусульманскую веру государственной религией и казнил всех царевичей-чингизидов, ценивших свою совесть больше, нежели свою жизнь. С этого момента православная Русь действительно оказалась под игом, но только не «монголо-татарским», а «мусульманско-купеческим», поскольку Узбек опирался на торговое население «сартаульских» городов. Именно с этим игом – религиозным – боролись наши предки до 1480 г. Однако в начале XIV в. сил для открытой борьбы с Ордой еще не было, и это хорошо понимали московские князья, продолжавшие традицию русско-татарского союза в новых политических условиях. Выплачивая дань – «выход царев», государи московские параллельно положили начало процессу собирания русских земель вокруг Москвы, руководствуясь новыми, заимствованными у монголов и дотоле на Руси не известными принципами устроения власти: веротерпимостью, верностью обязательствам, опорой на служилое сословие. Именно возрождение на Москве монгольских традиций, традиций Чингис-хана вело сюда всех тех монгольских и тюркских богатырей, которые не хотели служить Узбеку и его потомкам. Традиции Союза со Степью оказались жизнеспособны и плодотворны, они материализовались в политической практике Московского государства XVI–XVII вв., когда вся бывшая территория Золотой Орды вошла в состав Русского государства. Монголы, буряты, татары, казахи столетиями пополняли ряды русских войск и бок о бок с русскими защищали свое общее Отечество, которое с XV в. стало называться Россией. И потому принятая Д. М. Балашовым в «Государях Московских» концепция русской истории, сколь бы необычной она ни казалась, представляется мне справедливой. «Государи Московские» отражают подлинную, а не мифологическую историю нашей Родины, и потому я осмелюсь рекомендовать эти книги всем, кому судьба Родины небезразлична.

Савва Ямщиков

Нестор века нынешнего

Историко-литературный жанр полюбился мне сызмальства. Художественные хроники, биографические и автобиографические романы, описания великих и малых событий, случавшихся на протяжении веков, мемуары правдивые и надуманные привлекали мое внимание, занимая ум возможностью как бы воочию прикоснуться к делам давно минувших дней, вступить в диалог с императорами, прославленными полководцами, духовными подвижниками, великими литераторами, гениальными художниками, чудесными композиторами и бесконечно одаренными актерами. Я жадно поглощал любую книжку, претендующую на историческую правдивость, впитывал, подобно губке, рассказы очевидцев о наиболее приметных случаях из прошлой жизни, наслаждался описанием древних городов, нерукотворных архитектурных сокровищ, старался как можно тщательнее изучить и запомнить творения выдающихся ваятелей, живописцев и сказочных мастеров многообразного, красочного народного искусства.

Годы обучения в святая святых русской науки – на историческом факультете Московского университета – помогли мне упорядочить знания о самых разных периодах человеческого бытия и всерьез заняться освоением различных периодов богатейшей русской истории и самобытной ее культуры. Не оставался без внимания ни один период становления, развития и процветания российского государства, основное предпочтение отдавал я эпохе зарождения и повсеместного развития церковного искусства на Руси. Реставрируя, изучая, показывая на выставках шедевры, публикуя статьи, книги, каталоги и альбомы вновь открытых икон, фресок и книжных миниатюр, я постоянно обращался к