Тамара Катаева - Отмена рабства: Анти-Ахматова-2

За что испытывать какое-то необыкновенное уважение к ней? Что писала хорошие стихи — да, кому-то нравится, но — не уважать же человека за умение делать тройное сальто так, что делай все, что он скажет. У всякого свои таланты, у нее — не более других, она — не великий поэт, не светоч человеческого гения. Другой повод для почтения: она — пожилая дама, даже можно сказать — пожилая женщина (потому что, при несомненных задатках: стати и удавшемся трюке, она — не леди). Но возраст — это не подвиг, не свободный выбор, это — привилегия. Ей дано, и она воспользовалась. Тут только позавидовать и заняться тогда уж собственным здоровьем. Горести вызывают уважение, когда были перенесены с достоинством. Мужественно, героически Анна Андреевна себя никогда не вела, трудности ее жизни — это предмет не уважения к ней, а сожаления за тучу беды, накрывшую всю страну.

Ее любимый, друг, соратник, муж, поэт Гумилев (60 процентов неверного в определениях) — расстрелян в 1922 (так!) году. Это окончательно начертало трагический путь Ахматовой. Сын их — олицетворение сердечных страстей <…>, сын, которому во время гибели отца было пять лет (опять Sic!), сын, может быть, лучших надежд и помыслов… (М. Борисоглебский. Доживающая себя. Я всем прощение дарую. Стр. 225.) Тут уж все.

Она продолжала читать.

И если когда-нибудь в этой стране/ Воздвигнуть задумают памятник мне…

Глаза у меня были мокрые. Она, вероятно, и это заметила. Сдавленным голосом я попросил: «Пожалуйста, можно это еще раз?» <…> Она прочла еще раз Эпилог. Музыка стихов рождалась где-то в груди и в глубине гортани. Я уже не слышал шепелявости, не видел ни морщин, ни болезненной грузности. Я видел и слышал царицу, первосвященницу поэзии. Законная государыня — потому так безыскусственно проста, ей не нужно заботиться о самоутверждении. Ее власть неоспорима.

Годится.

В книге «Мы вспоминаем» Адмони писал: Все пошло по-другому в Ташкенте, осенью 42 года на другой же день после того, как мы поселились в «Тамаре Ханум», кто-то передал мне, что Анна Андреевна требует, чтобы я как можно скорее пришел к ней домой. И в первое же мое посещение, прочтя мне «Поэму без героя», <…> Анна Андреевна сказала: «Ну, теперь приведите ко мне Тамару (жену Адмони, Тамару Сильман, вот какая честь, ведь раньше к себе Ахматова Адмони не звала, зайти к нему и встретиться с его женой не соглашалась). (Анна Ахматова в портретах современников. Стр. 152.)

Требовали у всех, кто этими требованиями гордился. Некоторые от такой чести отказывались. Ахматова отступала мгновенно.

Она совершенно точно знала, кого можно попросить, а кого нельзя.

Дочь известного ленинградского пушкиниста Зоя Борисовна Томашевская рассказывает, что Ахматова могла позвонить и попросить поставить чайник. Не правда ли, это уж слишком? (Почему слишком? Это нормальная проверка на прочность: кто пойдет, а кто нет.) А только Томашевская, у которой был маленький ребенок и жила она не в соседнем доме, бросала все и шла ставить чайник. Так ей отец внушил: делать все, что Анна Андреевна попросит. Объяснить почему? Потому что она не такая, как все. Вот и весь сказ.

(M. Зайонц. Даем подробности! Ж-л «Итоги». 20 августа 2007 года, M 34.) В подъездах у ЗВЕЗД для ловли таких случаев дежурят команды поклонниц. Это всего лишь такой склад личности.

Воспоминания З. Б. Томашевской: Анна Андреевна потребовала меня на Красную Конницу. «Зоя, что-то случилось. Мне уже несколько раз звонили из Москвы и спрашивали, как я себя чувствую. <…> Спуститесь, купите газету». (Летопись. Стр. 526.)

Анна Андреевна приехала и требует, чтобы я как можно скорее предстала пред ее ясные очи.

Здесь Ахматова напала на золотую жилу.

Но очень хорошо, что Вас лечат в чудной больнице. Там ведь чудные врачи и чудный персонал (так считается в Москве). <…> Молюсь за Вас той «Державе непобедимой», которую мы посетили перед приходом к Вам… (Жена В. В. Виноградова Н. М. Малышева)

5 марта — день смерти Ахматовой — в 2006 году совпало с Прощеным воскресеньем. Посвящаем сборник «Я всем прощение дарую…» 40-летней годовщине со дня смерти великого русского поэта Анны Ахматовой.

Есть стихотворение, озаглавленное некой датой. Там и сон, и праздник милого, и солнце, наполнившее комнату желтой пылью. Задача — определить адресата. Чего же проще: дата — день архистратига Михаила. Михаил, Лозинский, у ахматоведов на примете есть — было нечто вроде романа. Из-за слова причастница стихотворение кажется исследователям поэзией высокого религиозного накала, а последний, как известно, у Ахматовой — барометр самых потаенных эротических переживаний, то есть наш добропорядочный герой не годится. И весьма уважаемыми учеными принимается решение примерить более яркое объяснение. На самом деле — притянуть за уши. Дело в следующем: накануне памятного дня, но 11 лет назад, состоялось решительное объяснение Блока с соседкой, Любой Менделеевой. Год же назад в этот день Блок не явился на поэтическое собрание, как МОГЛО БЫ ПОКАЗАТЬСЯ Ахматовой — ПОТОМУ ЧТО отмечал эту дату. Его размышление о связанности своей с Любой в этот день — приводятся. Связи с неявкой на заседание — не просматриваются. Главное — откуда Анна Ахматова могла знать про эту дату? Исследователям кажется совершенно логическим: Ахматовой достаточно было спросить Блока о причинах его отсутствия на заседании «Цеха поэтов», где она ожидала его увидеть и не увидела. Не подлежащим сомнению является, что Блок, человек предельной откровенности, вполне мог ответить, почему он не присутствовал на этом вечере.

Могло, впрочем, быть по-всякому. Вот рядом запись в дневнике Блока: Брожу весь день с чудовищного похмелья. Мог и не добрести до заседания. Но это, конечно, несерьезно. Не подходит.

Все ясно как божий день, о чем стихотворение: Ахматова просыпается, солнце заливает комнату, она вспоминает, что сегодня — праздник Блока. Какой же праздник? 11 лет с того дня, как Любовь Менделеева приняла его предложение руки и сердца. Ну и еще маленькое условие — если б она знала об этом или Блок из-за своей предельной откровенности (склонности к бездумным откровенничаньям) ее поставил в известность. (Отгоним, отгоним мысль о том, что Ахматова в душе празднует светлый день того, что Блок с чудовищного похмелья год назад не явился на литературное заседание.)