Юрий Пантелеев - Полвека на флоте

На следующий день нам разрешили войти в порт. Начали поднимать якорь. Выбирали его добрый час. Наконец показались из воды огромные лапы. И тут мы увидели, что якорь зацепил и поднял со дна толстый обросший илом канат. Старпом приказал мне спуститься за борт и разрубить его. Схватив пожарный топор, я перебрался через фальшборт и по контрфосам - распоркам внутри массивных звеньев якорной цепи, как по трапу, спустился на лапу якоря. Уже совсем было перерубил канат, как вдруг почувствовал, что лечу вниз. Послышался грохот. Через мгновение я уже был в воде. Инстинктивно спешу отплыть в сторону. Это и спасло меня. Промедли я мгновение - и оказался бы на дне, придавленный многотонной якорь-цепью.

Всплываю на поверхность. Вода теплая. Плавал я хорошо. По той же злополучной цепи быстро вскарабкался на палубу. Капитан, появившийся на баке, на эстонском языке вовсю разносил боцмана. Оказалось, боцман хотел чуть потравить якорь для облегчения моей работы. По его приказу два моряка откинули стопоры шпиля, тот неожиданно завертелся, разметал матросов, стоявших у вымбовок, и бешено крутился, пока якорь не лег на грунт. К счастью, никто не пострадал. А я стал героем дня и объектом дружеских шуток.

Разгружались мы медленно. А погрузка и вовсе затянулась. Целые дни я проводил в трюме, руководя укладкой мешков с мукой. Грузились своими силами, поставщики лишь подвозили мешки под наши стрелы.

Черепашьи темпы работ начинали надоедать. Капитан успокаивал: ничего, все в порядке. Он и секретарь партячейки часто отлучались в город, а вернувшись, запирались в каюте, подолгу о чем-то спорили.

Когда погрузка кончилась, нас снова вывели на рейд. Капитан и секретарь партячейки собрали коммунистов и комсомольцев. Тут-то и открылся секрет нашей неторопливой погрузки.

- Ребята, - обратился к нам капитан, - буржуазное правительство Эстонии приговорило к расстрелу шестерых коммунистов. Местная подпольная партийная организация пытается их спасти. Все подготовлено для побега из тюрьмы, но скрыться в городе очень трудно. Эстонские товарищи обращаются к нам за помощью. Как вы на это смотрите?

- Ясно, поможем, - откликнулись моряки. - Надо выручить друзей.

Оказывается, эстонские коммунисты уже детально разработали план действий. Рыбаки из разных мест бухты на шлюпках подвезут товарищей на рейд. Затем те, уже вплавь, доберутся до "Лауристона" и по якорной цепи поднимутся на палубу. Моряки предложили подготовить для них убежище в трюме среди мешков, оставить там запас еды, сухую одежду.

- Решено? - спросил капитан.

- Все сделаем как надо, - заверили моряки.

Ночью на верхнюю вахту на баке, юте и шкафуте поставили коммунистов и комсомольцев. Конечно, мы были горды, что нам доверили такое ответственное партийное дело.

На счастье, погода выдалась подходящая: ночь темная, моросил дождь.

Все получилось как нельзя лучше. В темноте у борта корабля слышался плеск, тихо звучал пароль, мы помогали товарищу подняться на палубу. И снова наступала тишина, нарушаемая лишь шелестом дождя. Так приняли мы на борт всех шестерых спасенных товарищей.

Утром, когда прибыли эстонские таможенные и портовые власти, трюмы уже были плотно закрыты брезентами. Таможенники осмотрели жилые помещения и кладовые, пожелали нам счастливого пути. Нас снова повел "Ястреб".

Как только мы вышли из территориальных вод Эстонии, эстонские товарищи поднялись из трюма. Тесным кольцом их обступили моряки. Шумные приветствия, дружеские объятия. Среди спасенных был и капитан дальнего плавания, старый коммунист В. Нук - образованный моряк, добрейший, жизнерадостный человек, прекрасный товарищ. Мы сразу прониклись к нему горячей симпатией и часами слушали его рассказы. По прибытии в Петроград он вскоре стал капитаном одного из больших советских пароходов и повел его в далекое плавание.

За островом Родшер поднялась большая попутная волна, барометр сильно упал, подул штормовой западный ветер. Буксир начало сильно дергать. Наконец толстый стальной трос оборвался. Мы с трудом завели его снова. Маленький "Ястреб" качало и заливало. Страшно было на него смотреть. А наш красавец вел себя прекрасно. За островом Гогланд вторично оборвался буксир. Капитан решил больше не заводить его и приказал поставить нижние марсели прямоугольные паруса. Мы ходко, спокойно двинулись со скоростью 7-8 узлов. "Ястреб" еле поспевал, его по-прежнему нещадно бросало из стороны в сторону.

Вот и Кронштадт показался. Мы должны были стать на якорь на Большом рейде. Убрали паруса. Но корабль продолжал идти вперед. Развернуться против ветра нам не хватало места, а отдавать якоря на ходу - рискованно. Пока решали, что делать, мы пролетели Кронштадт и оказались у входных буев Морского канала. А тут тесно и мелко, надо строго выдерживать курс. Чтобы корабль лучше слушался руля, снова поставили нижние марсели и помчались дальше.

В Неве было тише. Убрали паруса, по инерции приблизились к железной стенке порта и отдали оба якоря. Все же порвали не один швартов, пока не обуздали нашего гиганта.

Первый заграничный поход советского корабля в Эстонию благополучно завершился, команда оказалась на высоте, с честью пронесла флаг молодой Страны Советов. В эти дни наш парусник получил название "Товарищ". В 30-х годах он перешел на Черное море и стал учебным кораблем. "Товарищ" погиб во время Великой Отечественной войны от вражеских бомб. Сейчас под этим именем плавает другое, тоже учебное парусное судно, продолжая готовить кадры моряков нашему торговому флоту.

Флот возрождается

Весной 1922 года меня назначили младшим штурманом на линейный корабль "Марат" (бывший "Петропавловск"). Он стоял в Кронштадте.

Иду на пристань. Пароходы из Петрограда в Кронштадт отправлялись дважды в день - утром и вечером. Пассажиров мною, главным образом флотский люд. С трудом втискиваюсь на переполненную палубу.

Старый колесный пароход "Луч", кренясь на борт от тяжести пассажиров, пронзительно прогудел и зашлепал по воде плицами - лопастями своих колес. Двигался он потихоньку, в ветреную погоду путь до Кронштадта занимал более двух часов. (Это не то что сейчас, когда "Метеор" покрывает это расстояние за двадцать минут!)

Протиснувшись на бак, я устроился на каких-то мешках. Огляделся. Вокруг молодые парни в смешанном одеянии - морском и армейском. Среди них выделялись старые матросы, в опрятной, но уже изрядно поношенной морской форме. На ленточках бескозырок поблекшие надписи: "Рюрик", "Россия", "Громобой".

Завязался общий разговор. Большинство моих спутников никогда не видели Кронштадта и сейчас с любопытством всматривались в горизонт, где вырисовывались купол собора и заводские трубы.