Э. Пименова - Франциск Ассизский. Его жизнь и общественная деятельность

Из этого рассказа видно, что реликвии, по тогдашним воззрениям, действовали, невзирая на нравственные качества своего обладателя и даже иногда помимо его воли, как доказывает, например, следующая легенда, еще более курьезная: в Турени, куда должны были привезти реликвии Мартина Турского, были двое нищих, разбитых параличом, которые благодаря этому недугу добывали много денег. Узнав, что скоро должны прибыть реликвии, они испугались, что Мартин их исцелит, и тогда их доходы уменьшатся. Опасения паралитиков оказались вполне основательными. Они решили было бежать из Турени до прибытия туда реликвий, но так как двигались очень медленно, то не успели перебраться вовремя за границы провинции и получили нежелательное исцеление.

Хроники тех времен переполнены подобного рода повествованиями, указывающими на смятение, господствовавшее в умах даже наиболее образованных людей той эпохи, и это смешение понятий, неумение отличить истину от лжи, так же, как и пороки духовенства, конечно, много способствовали распространению ересей в народе. Список еретических учений XIII века поразительно велик, и при этом замечается следующее любопытное явление: почти все ереси берут начало среди низшего духовенства и народа и не заключают никаких метафизических тонкостей, а отличаются рационалистическим направлением. Удары, поколебавшие здание римской церкви и угрожавшие даже ее существованию, исходили преимущественно из темной массы рабочих, бедных и угнетенных, чувствовавших в своем унижении и несчастии, что церковь не выполняет своей священной миссии.

Как только возвышался чей-нибудь голос, проповедуя аскетизм и евангельскую простоту, немедленно возле проповедника образовывалась толпа слушателей, в числе которых можно было найти даже представителей духовенства. Еще в XII веке, до появления Франциска, в Италии возникла секта, проповедовавшая евангельскую нищету. То же самое проповедовал и Пьер Вальдо, основатель секты Лионских нищих. Между этим проповедником и Франциском существует очень много аналогий. Свое учение Пьер Вальдо основывал также на одном лишь Евангелии, требуя от своих учеников отречения от всех благ земных и полной нищеты ради служения бедным. Весьма возможно, что Франциск узнал из рассказов отца об этой секте и о тех преследованиях, которым она подвергалась, весьма возможно, что именно последнее обстоятельство заставило его с особенною настойчивостью проповедовать своей братии покорность церкви и папству, опасаясь для своего ордена участи вальденцев.

Все эти попытки евангельской проповеди ясно указывают, что назревала реакция против материализации церкви, и идеи возвращения к первобытному христианству уже носились в воздухе, когда с Франциском совершился душевный переворот, превративший его из разгульного юноши в апостола нищеты.

Все биографы Франциска подтверждают, что в его время в Ассизи религиозное брожение было сильно, и Франциск не мог оставаться чуждым этому движению.

Жизнь Франциска в отцовском доме после его неудачного рыцарского похода делалась все тяжелее и невыносимее. Старик Бернардоне, мелочный и тщеславный человек, не мог простить сыну гибели своих честолюбивых надежд и разочарования. Он постоянно давал ему это чувствовать и отравлял его существование упреками. Когда же Франциск обрел душевный покой, и христианский идеал назрел в его душе, эти упреки перестали на него действовать, но тут явился новый повод к столкновениям с отцом. Бернардоне, нисколько не стеснявший своего сына, когда он тратил деньги на разные безумства и кутежи, возмутился, когда Франциск перестал пировать с товарищами и начал раздавать нищим все получаемые от отца деньги. Увещевания не действовали на Франциска и, чтобы прекратить его расточительность по отношению к бедным, отец совершенно перестал давать ему деньги. Пропасть между отцом и сыном увеличивалась все более и более, несмотря на все старания кроткой матери, и вскоре они совсем перестали понимать друг друга. Франциск уходил на целые дни из дому и бродил, погруженный в свои мысли, по окрестностям города. Он чувствовал в себе прилив безмерной любви и сострадания к человечеству; в то же время был так одинок, что ему не с кем было поделиться своими мыслями. Франциск пробовал поверять их разным людям, но ясно видел, что его или не понимают, или насмехаются над ним. Он даже попробовал отправиться к епископу и излить ему душу. Но тот, так же как и все, к кому обращался “апостол нищеты” за сочувствием, не понял его и даже усмотрел в его мечтах нечто вредное и противоречащее учению церкви. Не встречая нигде отклика на крик своей измученной души, жаждущей истины и утешения, Франциск все больше и больше уходил в себя и стал искать вдохновения и утешения в обращении к Богу.

Однажды, чувствуя потребность помолиться, он зашел в маленькую часовню св. Дамиана, совсем утонувшую в густой зелени окружавших ее оливковых деревьев и кустов. Величественные кипарисы и сосны скрывали от глаз прохожих маленькую часовню, пришедшую уже в состояние полного разрушения, так как старик священник, живший возле этой часовни, был слишком беден, чтобы ее реставрировать. Но в этой часовне, лишенной всяких украшений, над убогим каменным алтарем, висело превосходно выполненное распятие, замечательное тем, что художник, вопреки господствовавшей рутине, не пустился в детальное воспроизведение страданий Спасителя, действующее на воображение молящихся, а постарался изобразить на лице распятого Христа выражение божественного спокойствия и кротости. Пригвожденный к кресту Христос как будто говорил людям: “Приидите ко мне вси страждущие и обремененные и Аз успокою вы”, – и такое изображение Спасителя, конечно, всего более отвечало душевному настроению Франциска, поэтому-то он часто посещал эту полуразвалившуюся часовню и молился перед ее убогим алтарем. Взывая к Христу, чтобы Он указал ему путь к истине и добру, пролил свет в его душевные потемки, впечатлительный и нервный Франциск не раз, вероятно, впадал в состояние религиозного экстаза, и вот ему показалось однажды, что образ Христа оживляется, и он слышит чудный голос, призывающий его к служению Богу истины. Душа Франциска исполнилась невыразимого блаженства, и он вышел из часовни словно обновленный.

С этого момента миссия Франциска определилась вполне. Душа его была преисполнена страстного обожания Спасителя, кроткий и любящий образ которого как бы звал его следовать за собою и строго выполнять завет евангельской любви и смирения.

Выйдя из часовни, Франциск отдал все, что у него было, даже свою одежду, священнику и с этой минуты твердо решил уйти из отцовского дома и прежде всего заняться исправлением часовни св. Дамиана, которая стала особенно близка его сердцу после испытанных им здесь чудных минут.