Дорогие наши подруги - Клавдия Павловна Кузнецова
И тут опять всех удивила Нина:
— А я дома ничего не делаю, все бабушка сама успевает.
— Белоручка, белоручка, — засмеялись ребята.
— Выходит, ты и в самом деле белоручка? — спросила учительница. Она не на шутку встревожилась. «Откуда у девочки аристократические замашки, — думала Прасковья Ивановна, — как помочь Нине избавиться от них?»
— Вот что, ребята, — сказала она, — мы с вами проведем проверку, кто как помогает дома своим мамам. А Нину возьмем на буксир, дадим ей месяц «на исправление». За месяц многому можно научиться. Обещаешь, Нина?
— Обещаю, — чуть слышно прошептала девочка.
Расчет был верный — гордая, самолюбивая Нина ни за что не захочет быть хуже других.
Учительница и бабушка вступили в «заговор».
— Дома за Нину ничего не делайте, — допустим, вы прихворнули, — посоветовала Прасковья Ивановна. — Посмотрим, что из этого получится.
Минул месяц. Нина теперь ходила в школу самостоятельно, весело помахивая портфельчиком. Однажды бабушка пришла к Прасковье Ивановне и торжественно объявила:
— Ниночку точно подменили. Напьется чаю — посуду моет, постель заправляет сама. А тут как-то взяла тряпку и начала пол мыть. Вымыла все чин чином и говорит: «Может быть, позовем Прасковью Ивановну. Пусть посмотрит, чему я научилась». Вот я и пришла просить вас в гости. Ждем вас завтра.
На завтра, в воскресенье, учительница пошла по приглашению. Сияющая Ниночка показала, как она вымыла пол, как умеет накрывать на стол, мыть посуду.
— Ну, я вижу, ты теперь не белоручка, научилась трудиться, — заметила Прасковья Ивановна.
Девочка улыбнулась:
— Я и раньше умела. Только меня не заставляли. Иногда хотела что-нибудь сделать, а бабушка не давала. Все говорила: «Я сама, да я сама».
Тут уж пришлось краснеть бабушке.
Чутко, с душой отнеслась Прасковья Ивановна к девочке, помогла преодолеть опасный недостаток в ее характере. На педагогическом языке такой подход к детям называется индивидуальным.
А сколько таких случаев накопилось у Прасковьи Ивановны Шестачко за сорок лет работы в школе! И каждый случай оставляет свой след в душе, свою бороздку, сохраняется в памяти, дополняет опыт педагогической деятельности.
Многому, вероятно, научит молодых начинающих учителей история воспитания Валерика, «трудного» мальчика, как его долго называли. Началась эта история так.
…Дверь класса внезапно, рывком отворилась, и на пороге появился незнакомый мальчик. Маленький, беленький, он вздрагивал и пугливо озирался по сторонам, размазывая по лицу слезы.
Прасковья Ивановна слегка опешила, но не подала виду. Она спокойно подошла к малышу, взяла его за руку, подвела к парте, мягко сказала:
— Ну что же, садись, будешь учиться.
Но мальчик насупился, не захотел сесть. Так и простоял до звонка на ногах.
Учительница вела урок, будто ничего не произошло, но ее не покидало беспокойство. После звонка она поспешила в учительскую. Что же выяснилось? Валерик не хотел учиться. Мать насильно привела сына в школу и попросту втолкнула в класс, когда урок уже начался.
«Что же происходит с мальчиком?» — затревожилась Прасковья Ивановна.
Сразу после уроков, узнав адрес, отправилась к Валерику домой. Ее встретила мать ученика. Плача, женщина рассказала: пьяница-муж держит в страхе семью, буйствует, выгоняет ее и детей на улицу. Мать бывает раздражительной, от нее нередко достается сыну. Мальчик стал нервным, своевольным, упрямым, замкнутым. В школу не хочет идти: вдруг и там, чего доброго, начнут его «притеснять».
Прасковья Ивановна припомнила все случаи из своей многолетней практики. Пожалуй, впервые ей пришлось столкнуться с таким болезненным отвращением ребенка к школе. Учительница еще не знала, какой тропинкой пойдет она к сердцу мальчика, какие невидимые нити свяжут их, но ясно было одно: надо завоевать доверие ребенка, пробудить интерес к учению. А как добиться этого? Нет, не строгостью, не окриком. Только теплотой и сердечностью, только выдержкой и спокойствием.
День шел за днем. Валерик аккуратно приходил в школу, но держался по-прежнему особняком. За полгода он не произнес ни слова. В ответ на прямой вопрос бурчал невнятное, глядел исподлобья. Не обращался к другим ребятам, никак не называл учительницу.
«Ах ты, дичок мой, дичок», — думала иногда Прасковья Ивановна, глядя на мальчика, но отступать и не собиралась. Во время урока она не один раз подойдет, бывало, к Валерику, посмотрит, как он выполняет задание, подскажет что-нибудь. В другой раз, заглянув в его тетрадку, скажет:
— Ты не понял правила, сделал много ошибок. Останься после урока, я тебе объясню еще раз.
Мальчик не сопротивлялся, послушно принимал помощь. Постепенно Валерик привык готовить домашние задания в школе, после уроков.
Учительница решила сделать ребят своими помощниками в воспитании Валерика. Однажды, когда мальчика не было, она сказала:
— Ребята, Валерик одинок, его надо окружить вниманием и заботой.
Какой это был верный расчет — расчет на детский коллектив, на его благотворное воздействие.
Вот Таню назначили дежурной.
— Подежурь со мной, Валерик, — предложила она. — Мне одной не справиться.
Валерик нехотя согласился. Дежурства ему понравились. Уж как старательно тер он тряпкой доску, как деловито собирал с пола бумажки!
— Ты молодец, Валерик, — похвалила учительница. — В твое дежурство класс так и блестит.
На лице мальчика в первый раз за полгода, славно солнечный зайчик, скользнула улыбка, скользнула и исчезла. И снова потупился, замкнулся в себе.
Это была уже победа, маленькая, но победа. Лед начал таять, сердце малыша — отогреваться.
Немного спустя Прасковья Ивановна дала Валерику общественное поручение: следить за чистотой и опрятностью ребят. Санитар из Валерика получился строгий. Тех, кто приходил нечесаным, с грязными руками, с длинными ногтями, он не пускал в класс.
«Мой «дичок» привыкает к коллективу», — отмечала про себя учительница.
Настоящую радость испытала она, когда однажды на уроке чтения Валерик несмело поднял руку и, впервые назвав учительницу по имени и отчеству, застенчиво попросил:
— Я хочу прочитать.
Учительница кивнула головой. Внимательно послушав чтение, она сказала:
— Хорошо читаешь. Ставлю тебе четыре.
И надо было видеть, какой радостью засияли от этих слов его глаза.
После уроков, когда мальчик, как обычно, сидел в классе и выполнял домашние задания, Прасковья Ивановна подошла к нему и спросила:
— Почему же ты раньше не отвечал, когда я тебя вызывала?
Валерик по привычке нахохлился, но тут же доверчиво поднял глаза на учительницу:
— Я боялся…
— Чего?
— Вдруг не так скажу и вы меня выгоните. А я хочу учиться…
Прасковье Ивановне было ясно, что с Валериком придется еще немало «повозиться», но самое трудное уже позади. Кто знает, как бы все было, если бы судьба «трудного» мальчика попала в руки другого человека, какого-нибудь формалиста от
