Исповедь расстриги. Как воскреснуть из мертвых - Валентина Николаевна Муренкова
Помню, как я приехала в октябре, а комната побелена, в ней светло, свежо, и на полу вместо старого бабушкиного половика лежит толстый слой жёлтых и красных листьев, как в лесу! Больше месяца мы ходили и шуршали, как ёжики, и потом уже в декабре вымели те листья на снег. А над диваном появилось новое сооружение, подобное балдахину – навес из бамбуковых палок для сушки срезанного камыша, мы собирались плести из него всякое-разное, но руки так и не дошли. Я сильно заболела, уехала домой и сдалась врачам.
* * *Но прежде, чем лечь в больницу, я вняла Юркиным уговорам, и буквально согнутая пополам, еле доплелась до Никольской церкви в ста метрах от мастерской. Никогда не забуду то тёмное раннее утро конца декабря: до Нового 1992 года оставалось чуть больше недели, меня мучили боли в желудке, я уже давно почти ничего не могла есть, и сейчас думала только о том, как бы мне выжить натощак целых два часа до причастия. Юрка всё объяснил, что надо сделать в церкви, я вошла в ароматную полутьму и встала в очередь у малого алтаря на свою первую исповедь.
Сложно описать мои переживания во время той исповеди у моего будущего духовника отца Георгия, я до сих пор помню её почти словом слово, а когда всё закончилась, то с пылающими от стыда щеками, с гудящей от ужаса головой, вся в смятении и с дикой болью в животе, я еле-еле дождалась причастия, как во сне причастилась, ничего ещё не понимая, на ватных ногах дошла до запивки, глотнула тёплой сладкой жидкости и рухнула рядом на лавку у выхода, согнувшись пополам.
Отец Георгий сам подошёл ко мне и подал стакан святой воды, я выпила, мне стало легче, он сел рядом и ещё долго объяснял, как неправильно я жила, каким чудом уцелела, и так сильно сейчас страдаю, потому что Господь не хочет, чтобы я погибла, и через болезнь призывает меня к покаянию.
И оно меня проняло, знаете ли, зашло куда надо! Отец Георгий обладал особым даром убеждения и несомненным талантом проповедника, хоть и стал священником всего три дня назад здесь же в Никольском храме в праздник святителя Николая. Это тоже была его первая исповедь.
И в тот же день отец Георгий невольно стал моим духовником, у него просто не было выбора, а у меня началась совсем другая жизнь. Он содрогнулся, увидев блики адского пламени в моих глазах, и протянул мне руку в ту ужасающую бездну погибели, за краешек которой я каким-то чудом зацепилась. Он объяснил, почему так страждет моё грешное тело, и кинулся спасать мою бессмертную душу, изо всех сил выполняя свой долг.
Он вызвал доверие ещё и тем, что оказался внешне очень похож на людей моего круга – худой, в тёмных очках, с хвостом отрастающих каштановых волос, бородатый, как все творческие личности вокруг, хоть и бывший юрист, и старше на десять лет, как некоторые другие значимые для меня люди. Отец Георгий сразу встал с ними вровень, а потом быстро заслонил собой их всех. И всё.
Я взяла у него благословение лечиться, купила тоненький молитвослов, как-то доехала до дома, разыскала спрятанный алюминиевый крестик на верёвочке, надела его, и на следующий же день легла в больницу, где и состоялось моё боевое христианское крещение.
* * *Дальше я расскажу, как и почему крестилась пять лет назад, но сначала про мученичество, которое наступило сразу же, когда на обследовании меня заставили проглотить зонд. Мои предыдущие боли можно назвать цветочками, а тут настали ягодки!
Я сидела на стуле, выпучив глаза, задыхаясь, обливаясь слезами, соплями и закусив пластмассовые удила. Я даже мычать не могла, лишь мысленно вопила: «Господи, помилуй!», так меня научил отец Георгий, и я вкладывала всю себя в эту молитву, кроме неё в тот момент мне не за что было держаться.
Через мою глотку прокручивалась адская резиновая змеюка, болезненно жалящая всё, на что натыкалась во мне её металлическая головка, а врачи толпой сбежались смотреть в мою утробу, охать и возмущаться, до какого состояния я себя довела.
– Там кровавое месиво, язва на язве, классический деревенский синдром!
– Только из самых глухих деревень привозят вот таких запущенных!
– Только русская баба может такое терпеть, ещё чуть-чуть и прободная! Тебе что, жить надоело?!!!
«Русская баба» в тот момент представляла из себя тощее и бледное создание, как говорится, краше в гроб кладут. Врачи ещё долго крутили меня и вертели, потом вернули в палату, засунули под капельницу, укололи обезболивающее и снотворное, и я с облегчением уплыла из этой реальности.
На этом, видимо, завершается первый виток спирали моей истории. Перехожу на второй.
Боевое крещение
Можно сказать, что с конца декабря 1991 года и началась моя православная жизнь. Первая исповедь, первое причастие и проповедь отца Георгия стали отправной точкой, а дальше меня со страшной скоростью понесло вперёд. Причём мне пришлось не просто наблюдать стремительно развивающиеся события, а мгновенно реагировать и деятельно участвовать во всём происходящем, пылко исповедуя свою новую веру.
Свекровь потом неоднократно цитировала моё высказывание, мол, за пару лет до воцерковления я призналась ей, что боюсь даже заходить в церковь, потому что никогда и ничего не умею делать чуть-чуть.
И это ещё один мой диагноз – уж если влипать во что-то, так по уши и со всей дури!
Надо признаться, что вся моя семья в нескольких поколениях была насквозь атеистической, ещё мой прадед провозглашал себя воинствующим атеистом, и моя бабушка от него получила соответствующее воспитание, и все её дети, и мы, внуки, тоже. Моя мама и мой муж каждый на своей работе возглавляли атеистические комитеты.
Весной 1986 года мой муж отправился на Пасху в церковь, чтобы ловить комсомольцев по заданию парткома. Я за ним увязалась и так впервые оказалась на богослужении, а застуканных в храме комсомольцев, кроме фельетона в заводской газете, потом ожидали и другие крупные неприятности.
Незадолго до этого мой муж с огромным трудом вступил в КПСС, других партий, естественно, в те времена ещё не водилось. Он тогда работал на заводе редактором газеты, и для него было большим ударом узнать, что я с двухлетней Алькой в июне того же 1986 года тайно крестилась в другом городе, но призналась ему в этом только год спустя. Священник, который нас крестил, действительно сохранил всё в тайне, хотя в его обязанности входило
