Дэвид Шилдс - Сэлинджер
Дэвид Шилдс: Через три дня после высадки полк, в котором служил Сэлинджер, был зажат между опорным пунктом, который немцы организовали в деревне Эдмондвилль, и пушками, установленными в крепости Азевилль. Двенадцатый полк попал под перекрестный огонь. Сэлинджер обнаружил, что должен лежать на земле ничком, а его полк прижат к земле перед Эдмондвиллем. Под безжалостным пулеметным и минометным огнем, зная, что отступать нельзя, солдаты были вынуждены прорываться через немецкие укрепления, невзирая на потери. Всякий раз их атаки захлебывались под огнем немцев. Поползав по полю и собрав убитых и раненых, они снова шли на штурм, результатом которого было продвижение на несколько метров ценой огромных потерь. Рота Сэлинджера неоднократно, днем и ночью, атаковала немецкие позиции в течение более чем двух суток – до тех пор, пока немцы скрытно не отступили. Это один из боев, подробно описанных Сэлинджером в рассказе «Магический окопчик».
Дж. Д. Сэлинджер («Магический окопчик», неопубликованный рассказ):
Летуны наконец взались за ум и прислали несколько пикирующих бомбардировщиков нам в поддержку, но мы – я имею в виду нашу роту – в течение почти двух дней были прижаты к краю болота. Из 208 человек в роте осталось только 35. Да, то болото плодило вдов.
Шириной болото было всего несколько километров, но фронт наступления был по-настоящему узок – примерно четыреста метров. С обоих флангов была вода, что-то вроде заросших травой речушек. Итак, надо было пересечь это чертово болото, и это поручили роте «Ц», потому что мы были самыми лихими парнями в батальоне, и потому, что командир батальона, ублюдок, попросил нас об этом. Он выслуживал себе звание капитана.
А с другой стороны болота у немцев было две роты, почти полного состава. И четыре двенадцатимиллиметровых миномета. Во всяком случае, мы могли насчитать четыре. Эти минометы и задали нам жару[36].
Шейн Салерно: В боях за деревушку, в которой было меньше сотни жителей, Двенадцатый полк потерял триста человек. Немцы, которых было вдвое меньше, чем нас, в конце концов выкинули белый флаг и сдались.
Лейтенант Джо Мозес: После долгих споров лейтенант Эверетт решил выйти вперед с несколькими солдатами, чтобы принять… пленных. Все сдающиеся в плен, которых мы видели, приближались к нам с поднятыми над головой руками. Когда мы двинулись навстречу, чтобы взять этих людей, немецкий пулеметный расчет, который мы не засекли, но который был частью этого подразделения, открыл огонь в момент, когда лейтенант Эверетт и сопровождавшие его солдаты были метрах в двухстах от немцев. Эверетту прострелили голову. Попали в правую щеку и в грудь. Был убит один солдат, а еще двое были ранены[37].
Джон Макманус: Американцев, видевших эту ложную сдачу в плен, обуяло то, что я называю «жаждой убийства». В Двенадцатом полку, где служил Сэлинджер, решили не щадить ни одного немца, даже тех, кто пытался сдаться. Их перебили всех, до единого. Солдаты выслеживали и убивали всех немцев, каких могли найти. Честно говоря, мы не знаем мнения немцев о том, что произошло, поскольку немцев перебили.
Капитан Фрэнк Р. Бёрк: Немцы дорого заплатили за свое коварство[38].
Шейн Салерно: Бои за Эдмондвилль опалили память Сэлинджера и его товарищей по оружию.
Пол Александер: 12 июня, менее чем через неделю после высадки, Сэлинджер проявил свое общее отношение к тому, чем он занимался, написав Уиту Бёрнетту короткую открытку, в которой упомянул о том, что ведет допросы. Большинство гражданских лиц, писал он, были обеспокоены артиллерийскими обстрелами, но радостно взволнованы тем, что союзники пришли, чтобы разгромить немцев.
Полковник Герден Ф. Джонсон: К началу восьмого дня вторжения стало ясно, что, несмотря на постоянные, яростные контратаки, противник не способен отбросить нас ни на фут, и что союзники на какое-то время вполне прочно удерживают плацдарм на берегу. Войска и боеприпасы поступали на участок «Юта» бесперебойно и распространялись по территории, которую Двенадцатый пехотный полк отвоевал с таким трудом и так доблестно. Ситуация подчеркивала необходимость продолжать наступление с еще большей энергией для того, чтобы как можно скорее овладеть жизненно важным портом Шербур[39].
Пол Фицджеральд и Дж. Д. Сэлинджер с любимыми собаками.
Алекс Кершо: Сэлинджер был очевидцем жестоких уличных боев на полуострове Контантен, развернувшихся, когда Двенадцатый полк пробивался к Шербуру. Провал попытки немцев отсечь американцев у Мортена стал поворотным пунктом этой битвы на Западном фронте. 23 августа боевая группа Двенадцатого полка начала 170-километровый марш на Париж.
Шейн Салерно: О том, чем Дж. Д. Сэлинджер на самом деле занимался на войне, много ложной информации. Эти неверные рассказы десятилетиями повторяли в многочисленных книгах и статьях. Самое последнее попрание истины – изданная в 2010 году книга Кеннета Славенски J. D. Salinger: A Life («Дж. Д. Сэлинджер: биография»). В этой книге допущены десятки ошибок в отношении военного прошлого Сэлинджера. Славенски утверждает, что «на поле боя [Сэлинджер] был вынужден стать лидером, командовать эскадрильями и батальонами». Во-первых, «эскадрилья»[40] – подразделение ВВС и только ВВС. Далее, офицеры-контрразведчики не командуют, они не полевые бойцы. Близкий друг Сэлинджера Джон Киган, его сослуживец, рассказывает об их настоящих обязанностях.
Джон Киган: Нашей задачей была поддержка атакующих подразделений путем работы в командных и коммуникационных постах немцев, прослушивание телефонных разговоров и телеграфных сообщений. У нас были также списки подтвержденных коллаборационистов. Мы должны были захватывать бумаги, вести допросы. Многие из наших задач пришлось отменить, поскольку цели были уже уничтожены – например телефонный узел в Сент-Мер-Эглиз. Нам достались несколько пленных, но у нас не было времени их допрашивать; нам приходилось просто отсылать их в Англию[41].
Алекс Кершо: Как контрразведчик, Сэлинджер обладал определенной свободой действий. В каком-то смысле война для него была более интеллектуальным упражнением, чем для обычного рядового бойца. Он, например, не был обязан отчитываться перед высшим по званию офицером, поскольку был контрразведчиком. Более того, он даже мог приказывать майору или полковнику, при том, что сам был сержантом. Он был относительно свободен в передвижениях, мог даже перейти через линию фронта для того, чтобы изучать культуру, понимать людей, понимать, как местные жители реагируют на войну, как война влияет на отношения между солдатами и мирными жителями, какой урон она наносит великим европейским культурам, традициям и людям.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});