Дэвид Шилдс - Сэлинджер

Полковник Герден Ф. Джонсон: Мы встретили бойцов из 82-й авиадесантной дивизии, окровавленных, но полных боевого духа. Они рассказали нам, как нацисты резали глотки парашютистам, которые беспомощно висели на стропах запутавшихся в кронах деревьев парашютов, и о намеренных убийствах тех, кто удачно приземлился, но не успел избавиться от парашютов. Наши люди слушали эти рассказы, и в них загорался гнев, смешанный с восхищением перед проложившими нам путь товарищами из 82-й дивизии. Страх и сомнения переплавились в общую страстную ненависть[28].

Штаб-сержант Дэвид Родерик: Сегодня 22 июня. Поздравляю себя с днем рождения. Как было бы здорово оказаться дома, а не здесь, на побережье Франции[29].

Билл Гарвин: В последующие дни реальности войны закалили нас. [У немцев] было преимущество скрытности, выбора позиций и путей отхода. У нас, наступавших, не было выбора: если мы хотели захватить территорию, нам надо было продвигаться вперед и попадать в прицелы немецких пулеметов. Мы стали нести тяжелые потери от огня снайперов, артиллерийского огня и ударных волн от разрывов снарядов Nebelwerfers или «визжащих мими», которые долбили по нам залпами со скрежещущим и завывающим звуком. Ударные волны от близких разрывов этих ракет были настолько сильными, что если у бойца был застегнут подбородочный ремень каски, ударная волна запросто могла сломать ему шею[30].

Дебора Дэш Мур: Сэлинджеру пришлось участвовать в боях за живые изгороди, а это были очень тяжелые бои. Должно быть, продвинувшись всего на полметра, он видел, как падали люди. Ему предстояло увидеть, как ранят и убивают людей, которые были ему не безразличны.

Алекс Кершо: Сэлинджер, по-видимому, пережил сражение за живые изгороди в его худшем варианте. Для того чтобы продвинуться на километр по фронту в 300 метров, батальону приходилось тратить целый день. Немецкие орудия были упрятаны в землю через каждые несколько метров. Движение вперед всегда вызывало встречный огонь. Немцы использовали особенности местности с огромной пользой для себя. Поля были невероятно хорошо минированы немцами. У них была мина S, известная как «прыгающая Бетти». Такие мины вызывали жуткий страх у каждого солдата, в том числе и у Сэлинджера. Если американский солдат задевал растяжку этой мины, небольшой заряд подрывал кассету. В «прыгающей Бетти» было 360 шариков от подшипников, а время подрыва мины было рассчитано так, чтобы взрыв произошел на уровне гениталий солдата. Эффект был сокрушительный.

Рядовой Альберт Сол: С первой потерей мы столкнулись в живых изгородях, в высокой траве, росшей вдоль коровьей тропы. Убитый американский солдат нелепо лежал на боку. Его каска съехала набок, и мертвец все еще сжимал винтовку М-1. Место, где когда-то было лицо убитого, было покрыто толстой коркой запекшейся крови, которая образовывала темно-красную маску. Брюки и нижнее белье убитого были спущены ниже колен. Очевидно, солдат облегчался, когда случайный осколок снаряда положил бесславный конец его последнему акту жизнедеятельности[31].

Капрал Элтон Пирсон: Когда мы находились на позиции за живой изгородью, я услышал гул бомбардировщиков. Они прилетали эскадрильями. Каждый самолет сбрасывал бомбы там, где заканчивал бомбить другой самолет, и так далее. Земля дрожала … так сильно, что если лежал на земле, дыхание отбивало[32].

Американские солдаты в бою у живых изгородей.

Пол Фасселл: Во время бомбежки некоторые немецкие солдаты, буквально обезумев, стрелялись, лишь бы не оставаться в этом реве, пламени, дыме, воплях, в конвульсиях земли, среди взлетающих на воздух тел и частей тел. Получивший сверху приказ «удерживать позицию», генерал Фриц Байерлин [командир образцовой танковой дивизии] ответил: «Мои гренадеры и саперы, мои расчеты противотанковых орудий держатся. Ни один из них не оставил позиции. Ни один. Они недвижимо и молча лежат в своих окопах. Потому, что они мертвы. Мертвы. Понятно?» Чуть позднее Байерлин доложил: «В течение последнего часа у меня не было связи ни с кем из подчиненных, даже по радио. К полудню я не видел ничего, кроме пыли и дыма. Моя передовая выглядит как поверхность луны. По меньшей мере, 70 % моих солдат были выведены из строя – убиты, ранены, сошли с ума или контужены»[33].

Лейтенант Эллиот Джонсон: Нас окружали живые изгороди. В одном углу был сделан проход для скота, идущего на водопой. Вот в таком углу и засел стрелявший по нам снайпер. Всякий раз, как я поднимал голову из ячейки, в меня стреляли. По полевому телефону я связался с двумя моими ближайшими друзьями. И мы разбежались по полю с гранатами в руках. В условленный момент мы метнули гранаты и сделали то, что должны были сделать. Рассказывая об этом, я избегаю слов «убить человека», потому что не хочу иметь ничего общего с этим[34].

Капитан Джон Сим: Пока по нам гвоздили минометы, к нам со стороны замка подобрался немецкий солдат-одиночка, вооруженный винтовкой. Я спокойно сказал моему вестовому: «Харрис, видишь этого подбирающегося к нам солдата? Подстрели его». И Харрис его уложил. Много позднее я думал: «Да как я мог отдать такой приказ?»[35]

Эдвард Дж. Миллер: Прорыв к Шербуру, а именно его и совершил Двенадцатый пехотный полк (и Сэлинджер был очевидцем этого марша), можно обобщить цифрами потерь. В момент высадки в Нормандии в полку было чуть меньше 3100 человек. К концу июня полк потерял более двух тысяч бойцов. Армия не предвидела таких потерь в пехоте. Солдат ранили и убивали в таких количествах, что вывозить тела приходилось грузовиками.

Джон Макманус: Двенадцатый пехотный полк, на левом фланге соприкасавшийся с Восьмым, а на правом фланге – с Двадцать вторым полком, продвигался так же медленно, как и его соседи. Задачей полка было взятие возвышенности к северо-востоку от Монбурга, но сначала надо было захватить Эдмондвилль.

Даже для того чтобы приблизиться к Эдмондвиллю, Двенадцатому полку пришлось с боями пробиваться через эти напоминавшие пчелиные соты, пронизанные корнями деревьев валы высотой в полтора-два метра. Это были боевые действия, которые вели мелкие подразделения, отвратительные боевые действия, которые приходилось вести на минимальном удалении от противника, почти лицом к лицу с ним. По одну сторону живой изгороди находилась группа американцев, а по другую – группа немцев, и до следующего дня доживал лишь один из этих людей. Окопавшиеся немецкие пулеметчики косили американцев пачками. Бои вокруг Эдмондвилля были одними из самых ожесточенных боев кампании в Нормандии. Командный пункт полковника Ридера несколько раз был почти захвачен немцами, из чего следует, что передовые и тыловые линии американцев и немцев перемешались. Царил кромешный хаос.