Всеволод Иванов. Жизнь неслучайного писателя - Владимир Н. Яранцев
Одновременно с «Кремлем» Иванов начал писать роман под названием «У». К теме московской то ли коммуналки, то ли трущобы здесь присоединяется «рабочая» тема, поданная сатирическими мистификациями: американский костюм, корона американского короля и связанные с этим аферы и интриги Савелия Мурфина, Жаворонкова, Ларвина, Мазурского и др. Черпанов же, «отвечающий» за эту сторону сюжета, во-первых, явился откуда-то извне, набирать рабочих для местных нужд, а во-вторых, сам мало отличается от этих пронырливых бездельников. Как и в «Кремле», в «У» много стычек, конфликтов, драк, по большей части комических, и за них уже «отвечает» доктор психологии и психиатрии Матвей Андрейшин, на свой лад пытающийся перевоспитать окружающих. В нем много детского, и даже его скандальность какая-то наивная, незлая. Его появление в романе совпало с рождением ребенка, которого назвали Вячеславом, – персонажа явно автобиографического. И вышло так, что и реальный, рожденный в 1929 г., и роман, и доктор Андрейшин явились – родились! – одновременно, и название новорожденного романа означает первые звуки новорожденного Вячеслава – «У!». Доктор Андрейшин, буквально пристающий к другим с умными и многословно-вразумляющими разговорами, сразу воспринимается пародией на Шкловского. Намного позднее, в 1960-е гг., сам он характеризовал роман как «необыкновенно сложно написанную вещь». И сравнивал «У» с «Сатириконом» Петрония и романами Честертона. Но есть и более явный аналог – роман Л. Стерна «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена». Диалог тут, как и у Стерна, сводится тоже к рождению – только нового типа человека социалистического общества. Но не сразу. Сначала Андрейшин должен был потерпеть крах в своих попытках методом «переубеждения» перевоспитать обитателей дома № 42 – людей с криминальными наклонностями. Но тут на первое место выходит Черпанов – аналог Вавилова из «Кремля», только уголовный. В финале появляется герой «туркменских» повестей и пьесы М. Н. Синицын, который ставит точку в романе с помощью милиции.
Это связано с новым Ивановым, решившим таки перестроиться, стать из «попутчика» «союзником» рабочего класса. В 1933 г. Иванов переписывает роман радикально. «У» здесь один из корпусов завода – сокращение от «ударный». Строится завод на Украине. Но печатать такой роман Иванов передумал. Было это уже в 1934 г. В 1933 г. состоялся окончательный переезд Горького в СССР, а значит, произошло и новое оживление горьковского влияния на его прозу. Иванов едет в новые, уже «идеологические», поездки – на Ново-Краматорский завод и на Беломорканал вместе со Шкловским, Зощенко и др. В награду – вхождение в Оргкомитет Первого съезда Союза советских писаетелей(ССП) и все блага положения «официозного» писателя.
В 1930 г. Иванов еще был веселым и беззаботным до наивности. Отсюда и тон, слог и содержание «Повестей бригадира М. Н. Синицына». О новой действительности здесь рассказывает другой, «подставной», но не лично Иванов. Отсюда, видно, и явились рассказчики-посредники и в «У», и в «Повестях бригадира М. Н. Синицына». Критика писала в лучшем случае о двусмысленно-ироничном тоне Иванова и его рассказчика, в худшем – об «окарикатуривании положительной тематики» («Лит. газета», 9 января 1931 г.), о Синицыне как «пародии на советского строителя» («Лит. газета», 2 октября 1931 г.). Оправдываясь, Иванов позже, в «Истории моих книг», написал о том, что он встретил в Туркмении знакомого по «Сограм» и «литературному цеху в Омске». Идея писательских бригад витала в воздухе не без влияния РАППа и его призывов к сближению писателей и жизни, вплоть до того, чтобы писатель жил и даже работал на каком-нибудь заводе или стройке. Отвертеться было трудно, иначе – клеймо буржуазного писателя и лишение возможности публиковаться. С другой стороны, наблюдается такой энтузиазм, совершаются такие трудовые подвиги! Шесть человек поэтов и прозаиков: В. Луговской и Г. Санников, Н. Тихонов и Л. Леонов, Иванов и П. Павленко не были жестко ориентированы на прозу или газету. Но зато принимающая сторона – Наркомпрос Туркмении – придала поездке характер почти государственного визита, ко многому обязывающий. В итоге его «Повести бригадира М. Н. Синицына» в первоначальном варианте полны цифр и фактов. В позднем эти повести – «Бухгалтер Г. О. Сурков, честно погибавший за свою идею», «Очередные охотники за черепами», «Ответственные испытания инженера Нур-Клыча» и др. – станут тесным переплетением веселого с серьезным, с безоговорочной победой всего положительного. В примыкающей к ним пьесе «Компромисс Наиб-хана: Сцены пограничной жизни» (первоначально «Гибель Наиб-хана»), позднее ставшей «пьесой в 12-ти сценах» под названием «Защита Кабиля», тоже есть Синицын. По сути, он завершает ее, произнося дежурную фразу о «великой дружбе с народами», которая «нас спасла». В первом издании пьесы в книге «Туркменистан весной» 1932 г. Синицын под занавес признается, что он – рупор автора, Иванова.
Посмотрим на фотографию Иванова, сделанную сразу по приезде в Туркмению. Он стоит в центре группы из шести человек, словно самый главный или почетный ее член. Он снял кепку, и его круглая, выбритая голова буквально сияет на солнце. И вообще, он там весь сияющий, улыбающийся. Кроме фото, есть и письма. Подробнее всего он пишет Горькому: «Видел там удивительнейшие и приятнейшие вещи. Какой народ! Какие герои!» Еще он «увидел хорошее и не показное, а, так сказать, корни хорошего, настоящего, важного». В повестях же карикатуры, шаржи, буффонады, анекдоты, и
