Аль Капоне: Порядок вне закона - Екатерина Владимировна Глаголева
«Чикаго трибюн» не сдавалась и продолжала публиковать политические карикатуры. На одной из них республиканский слон вздыхает: «Если бы я мог от всего этого отделаться!» — имея в виду привязанные к его хвосту консервные банки с надписями: «Владычество Томпсона», «Расточительство», «Преступность», «Капонеизм».
В это время агенты Уилсона, четыре месяца пытавшиеся найти бухгалтера мафии Лесли (Лу) Шамвея, который как сквозь землю провалился ещё в апреле 1926 года, наконец-то выяснили, что он в Майами. Уилсон отправился туда сам, проследил за Лу от места работы (тот трудился кассиром в павильоне собачьих бегов) до дома и 18 февраля застал его врасплох прямо во время завтрака. Растерявшийся Шамвей позволил отвезти себя в управление Федеральной налоговой службы, а там ему сообщили, наконец, в чём дело и поставили перед выбором: либо он рассказывает всё сейчас, либо его арестовывают на рабочем месте, на глазах у Капоне, а ему ведь известно, на что способен Капоне, чтобы помешать кому-то говорить. Припёртый к стене Лу согласился дать письменные показания об игорных домах в Сисеро, с которых Капоне получал доход. Его жене сообщили по телефону, что он уехал по срочному делу в Оклахому. На самом же деле Уилсон забрал Шамвея с собой в Чикаго, чтобы тот повторил свои показания Большому жюри 24 февраля. Эти показания держались в тайне, адвокаты Капоне не знали, что Шамвей — главный свидетель обвинения. Чтобы Лу дожил до суда, его отправили в Калифорнию.
Между тем 25 февраля Капоне судили по обвинению в неуважении к суду, выдвинутому ещё в 1929 году. Аль явился на заседание в роскошном синем костюме с белым шёлковым платочком в кармашке, жемчужно-серых штиблетах и с платиновой часовой цепочкой, усыпанной бриллиантами, что не помешало «Чикаго трибюн» сравнить его с «откормленным молочным поросёнком, валяющимся в луже грязи». (На следующий день он сменил этот костюм на серый, «цвета туманного утра». Капоне теперь воздерживался от интервью, и журналистам оставалось только описывать его наряды, цвета которых варьировались от коричневого до «жёлчной серы» и «кричащего бананового», чередуясь с оттенками синего и серого. Неизменными оставались лишь жемчужно-серая Федора и цепочка от часов на жилете). Дело слушалось без присяжных. Судья Джеймс Уилкерсон потребовал объяснений, почему Капоне в марте 1929 года не явился по повестке в суд, сказавшись больным, тогда как его видели в разных увеселительных заведениях вполне здоровым.
Во время перерыва на обед Капоне пришлось перейти в другой зал, и другой судья, рассматривавший обвинение в бродяжничестве, установил сумму залога в десять тысяч долларов, после чего это дело затянулось ещё на целую неделю. Гарантией залога юристы Капоне выставили его собственность, оценённую в 80 тысяч. На вопрос о профессии Капоне пошутил, что занимается недвижимостью. Ему показалась смешной ситуация, когда человека, занимающегося недвижимостью, судят как бездомного бродягу.
После обеда он вернулся в первый зал, и обвинение стало задавать вопросы доктору Кеннету Филлипсу, которому было явно не по себе. В конце концов врач признался, что подписанная им справка была подготовлена адвокатом Капоне по его указке. Судья Уилкерсон признал Капоне виновным и приговорил к шести месяцам тюрьмы. Адвокаты Капоне внесли залог (пять тысяч долларов) и подали апелляцию. Дело же о бродяжничестве затянется до конца апреля, сменится судья...
За это время произошло много событий. Во-первых, 2 апреля Лео Брозерса приговорили к четырнадцати годам тюрьмы (всего-то) за убийство Лингла. Поговаривали, что его признание было оплачено гангстерами (пусть полиция успокоится, получив виновного). Во всяком случае, приговор его совсем не огорчил. «Я с этим справлюсь, даже стоя на голове!» — воскликнул он. (Он отсидит только восемь лет и вернётся в Сент-Луис). Во-вторых, Дэниела Серрителлу арестовали за организацию мошеннической схемы обвешивания покупателей, которая позволила ему положить в свой карман 54 миллиона долларов. Его признали виновным, но Апелляционный суд штата Иллинойс вердикт отменил. Зато этой историей воспользовался Антон Чермак, соперник Томпсона в борьбе за кресло мэра, и на выборах 6 апреля одержал над ним победу, набрав 58 процентов голосов.
Своей электоральной базой Чермак сделал «новоиммигрантов» — чехов, поляков, украинцев, евреев, итальянцев, которых раньше никто не принимал всерьёз, и сумел переманить на свою сторону афроамериканцев. В целом этот интернационал оказался внушительной политической силой, сумевшей преодолеть взаимные антипатии, сплотившись против презиравших их ирландцев. Выборы — тот период, когда люди с энтузиазмом поливают друг друга грязью, и результат зависит лишь от способности соперников отмыться от неё и не позволить сделать это другому. Кристально чистым при этом не останется никто, поскольку на пути к намеченной цели, как правило, придётся в чём-то измараться. Чермак не был исключением. Сын шахтёра, в юности он зарабатывал на жизнь частным извозом, потом ушёл в политику, стал чиновником, дослужился до председателя Совета уполномоченных округа Кук (поэтому его называли «мэром округа Кук»); пользуясь служебным положением, он назначал куда надо своих людей, наживался на торговле землёй и природоохранных мерах, хотя это и не удалось никому доказать. Поговаривали, что у него были связи с преступным миром. Короче говоря, жители Чикаго опять сменили шило на мыло.
Вскоре после выборов, 10 апреля, закрылась бесплатная столовая: якобы ситуация на рынке труда улучшилась, и голодные могли прокормить себя сами. Тогда же Майк Хейтлер, снятый с поста «смотрящего» за борделями Вест-Сайда, отправил властям подробное письмо с описанием этой сферы преступного бизнеса и, естественно, был убит. А 23 апреля на экраны вышел фильм «Враг общества» («Public enemy») по роману Джона Брайта «Пиво и кровь» — как предупреждали авторы картины, с вымышленными героями, но основанный на реальных событиях.
Главную роль сыграл Джеймс Кэгни, за которым потом надолго закрепилось амплуа гангстера. Этот довольно
