Олег Хлевнюк - Сталин. Жизнь одного вождя
В результате властная иерархия приобрела законченную форму. На вершине пирамиды стоял Сталин, облеченный не только фактическими, но и формальными полномочиями. Совещательным органом при вожде выступала отобранная им руководящая группа Политбюро. На следующем уровне действовали две руководящие инстанции – Секретариат ЦК партии, который возглавил Жданов, и Бюро СНК под руководством Вознесенского. Они играли роль своеобразных комиссий при диктаторе. С одной стороны, они принимали решения по оперативным, сравнительно мелким вопросам. С другой – готовили и выносили на утверждение Сталина более существенные постановления.
Оптимизация аппарата диктатуры вряд ли была единственным мотивом действий Сталина. Решение о назначении вождя партии председателем правительства знаменовало перед страной и миром консолидацию руководства в угрожающих внешнеполитических условиях. Не стоит недооценивать личные качества Сталина, его стремление к обладанию не только реальной властью, но и всеми внешними ее атрибутами, подозрительное отношение к соратникам и т. п. Вряд ли случайным элементом предвоенной перестройки было выдвижение на руководящие роли молодых сотрудников Сталина. Жданов и Маленков руководили аппаратом ЦК. Вознесенский, а не Молотов, вопреки ожиданиям, был назначен первым заместителем Сталина как председателя правительства. Берия курировал сеть карательных органов, ключевой элемент в системе диктатуры. Старых соратников Сталина если и не вовсе отстранили от высшей власти, то существенно потеснили.
Перераспределяя влияние соратников, Сталин сделал примерной жертвой своего недовольства Молотова. Сталин не только лишил своего самого старого и заслуженного соратника поста председателя СНК, но даже не назначил его своим первым заместителем в правительстве. При каждом удобном случае Сталин демонстрировал недовольство и пренебрежение Молотовым. Одно из последних известных столкновений накануне войны произошло в мае 1941 г. На заседании Бюро СНК нового состава Сталин обрушился на Молотова с критикой. Протоколировавший заседание руководитель технического аппарата правительства вспоминал:
Сталин не скрывал неодобрительного отношения к Молотову. Он очень нетерпеливо выслушивал длинноты Молотова по поводу каждого замечания, высказанного членами Бюро по проекту […] Чувствовалось, что Сталин нападал на Молотова как на своего противника с силой человека, власть имеющего […] Молотов учащенно дышал, порой у него из груди вырывался сильный вздох. Он ерзал на стуле и что-то бормотал про себя. Под конец Молотов не выдержал:
– С легкой руки все сказать можно, – резко, но тихо сказал Молотов. Но Сталин услышал эти слова.
– Давно всем известно, – проговорил Сталин, – кто боится критики, тот трус.
Молотова передернуло, он смолчал […] Остальные члены Бюро сидели молча, уткнув нос в бумаги[471].
Что стояло за этой грубостью по отношению к ближайшим коллегам? Возможно, Сталин был действительно недоволен Молотовым и срывал на нем злость за то, что международные дела шли не так, как хотелось бы. Возможно, в преддверии войны Сталин третировал старого соратника, чтобы боялись остальные. Результатом таких действий в любом случае было усиление сверхцентрализации власти, безмолвие высших руководителей и единоличное решение Сталиным ключевых проблем войны и мира. От расчетов и просчетов советского вождя зависели судьбы миллионов.
Превентивный удар?
На следующий день после назначения председателем правительства, 5 мая 1941 г., Сталин отправился на встречу с советскими военными. Это был традиционный прием в Кремле в честь выпускников военных академий. Шестью годами ранее, 4 мая 1935 г., на аналогичном собрании военных Сталин провозгласил свой лозунг «Кадры решают все!». Главный лозунг выступления вождя в 1941 г., однако, не упоминался в печати, а остался информацией «для служебного пользования». В мае 1941 г., за полтора месяца до начала войны с Германией, он призвал перейти от обороны к наступлению, опираясь на сильную Красную армию[472].
Хотя майская речь 1941 г. привлекает особое внимание исследователей, важно отметить, что с аналогичными заявлениями Сталин выступал и ранее. В октябре 1938 г. на одном из совещаний Сталин разъяснял:
[…] Большевики не просто пацифисты, которые вздыхают о мире и потом начинают браться за оружие только в том случае, если на них напали. Неверно это. Бывают случаи, когда большевики сами будут нападать, если война справедливая, если обстановка подходящая, если условия благоприятствуют, сами начнут нападать. Они вовсе не против наступления, не против всякой войны. То, что мы сейчас кричим об обороне, – это вуаль, вуаль. Все государства маскируются: «с волками живешь, по-волчьи приходится выть». (Смех.) Глупо было бы все свое нутро выворачивать и на стол выложить. Сказали бы, что дураки[473].
Выступая на военном совете по итогам советско-финской войны в апреле 1940 г., Сталин продолжил эту тему. Он долго объяснял военным, что «армия, которая воспитана не для наступления, а для пассивной обороны» не может быть названа современной[474].
Очевидно, что ни в 1938, ни в начале 1940 г., когда делались эти заявления, Сталин не собирался нападать на Германию. Однако, как считают некоторые историки и публицисты, в 1941 г. дело обстояло иначе. Сосредоточение у советских границ немецких армий, готовящихся к броску на СССР, вполне могло убедить Сталина в целесообразности превентивного удара. В пользу такой версии приводятся разные аргументы и свидетельства, правда косвенного характера[475]. Для биографии Сталина, для понимания сути его личности вопрос этот не второстепенный. Действительно ли в 1941 г. Сталин был готов рисковать и верил, что Красная армия в состоянии бросить вызов вермахту? Такое предположение коренным образом меняет традиционное мнение о предвоенном Сталине, основанное на воспоминаниях советских маршалов и фактах, свидетельствующих о колебаниях и непоследовательности Сталина накануне войны. Однако аргументы в пользу решимости Сталина атаковать пока не выглядят убедительными. Нет серьезных оснований сомневаться в том, что перед лицом растущей угрозы Сталина охватила неуверенность и даже растерянность, которая сыграла роковую роль.
В 1940 и 1941 гг. Сталин много работал для того, чтобы сделать Красную армию сильной, а страну – готовой к военным потрясениям. 1940-й был четвертым годом подряд, когда Сталин не выезжал на юг в традиционный отпуск. Главной заботой была армия и военная промышленность. Форсированное развитие тяжелой индустрии и ее военных отраслей было приоритетом сталинской политики с конца 1920-х годов. Чрезвычайные методы, которыми проводилась сталинская индустриализация, делали ее чрезвычайно затратной. Однако используя значительные ресурсы огромной страны, сталинское государство получило заметный военно-экономический эффект. Общие результаты военного строительства демонстрировали внушительные цифры. К началу войны с Германией в СССР насчитывалось более 25 тыс. танков и 18 тыс. боевых самолетов, что в 3–4 раза превосходило численность самолетов и танков в Германии[476]. Опираясь на подобные данные, приверженцы теории «превентивной войны» утверждают, что СССР был вполне готов к схватке с Германией. Однако рекордные цифры часто обманчивы. За высокими количественными показателями в Советском Союзе очень часто скрывались плохое качество и приписки. Нехватка квалифицированных военных кадров и слабая военная инфраструктура довершали картину.
