Олег Хлевнюк - Сталин. Жизнь одного вождя
С 1937 по 1940 г. советский офицерский корпус увеличился более чем в 2,5 раза. Понятно, что подготовка новых кадров велась в страшной спешке. У значительной части командиров не было необходимых знаний и опыта. Уже во время войны Сталин бросил одному из своих генералов упрек: «Вы, военные, в свое время загубили армию тем, что посылали в училища и управления разный хлам»[482]. Как обычно, Сталин обвинял других в том, в чем в первую очередь был виновен сам. Именно по его инициативе в 1930-е годы по политическим мотивам были уволены, отправлены в лагеря или расстреляны несколько десятков тысяч командиров. Многие из них могли бы достойно служить родине. Но дело заключалось не просто в потере квалифицированных военных кадров. Продолжавшиеся до самой войны репрессии оказывали разрушительное моральное воздействие на армию. Они уничтожали самое важное качество командира – инициативу и поощряли перестраховщиков; подрывали авторитет руководителей и вели к падению дисциплины. Руководство СССР периодически получало ясные сигналы о том, что в армии не все благополучно. Один из самых известных примеров – советско-финская война конца 1939 – начала 1940 гг. Неудачи Красной армии в битве с неизмеримо более слабым противником нанесло огромный урон военной репутации Советского Союза в самый неподходящий момент. После заключения мира Сталин устроил «разбор полетов». Были вскрыты многочисленные недочеты в вооружении и подготовке армии, в системе военного руководства. Сталин убрал с поста наркома обороны СССР своего давнишнего приятеля К. Е. Ворошилова. К руководству армией были привлечены новые люди. Однако все это лишь отчасти могло изменить ситуацию. Примерно через год после кадровой перетряски в военном ведомстве, в апреле 1941 г., Политбюро под руководством Сталина рассматривало вопрос об авариях в военной авиации. Выяснилось, что в мирное время ежедневно в авариях гибло в среднем 2–3 самолета. Разгневанный Сталин обвинил во всем руководство военно-воздушных сил[483].
Сосредоточившись на своей армии, Сталин не выпускал из вида армию противника. Военные успехи вермахта, его напор и безжалостность вызывали более чем беспокойство. Тревожными были сообщения советских военно-технических делегаций, выезжавших на германские военные предприятия в рамках сотрудничества между СССР и Германией. Они не могли скрыть своего восхищения, когда писали об огромных успехах германского военпрома. Словно оправдывая поговорку «у страха глаза велики», советская разведка, военные и хозяйственные руководители даже преувеличивали силу противника. Новый нарком авиационной промышленности А. И. Шахурин в 1940 г. сообщил Сталину, что мощности германской авиапромышленности вдвое превосходят советские. Доклады разведки Сталину существенно завышали как потенциал промышленности Германии, так и численность ее вооруженных сил[484]. В результате противник казался еще более могущественным, чем был на самом деле.
Сталинские тревоги и поводы для неуверенности были многочисленны. У Сталина имелись все основания опасаться войны с Германией. Он стремился, по мнению многих исследователей, оттянуть начало войны, дождаться более благоприятного поворота событий на международной арене и за это время укрепить собственные силы.
Устремления и надежды политиков редко бывают совсем беспочвенными. У Сталина, несомненно, были определенные основания надеяться на то, что начало войны удастся отодвинуть. Главный расчет, судя по всему, делался на то, что Гитлер не осмелится ввязаться в войну на два фронта, т. е. вступить в войну с СССР, оставив в тылу Великобританию и ее все более активного союзника США. Это было вполне логично, и так думал не только Сталин. В полной мере осознавая эту логичность, ее эксплуатировал Гитлер. Нацистский вождь сделал ставку на эффект внезапности и решился на рискованную войну на двух фронтах во многом потому, что противнику такая война должна была представляться невозможной. Сталин во многом оказался жертвой веры в стратегическую логику, в наличие у Гитлера инстинктов самосохранения.
Разные побочные факторы укрепляли эту веру Сталина. Быстро росло советско-германское экономическое сотрудничество. Благодаря советскому экспорту Германия удовлетворяла потребности в сырье. Через территорию СССР транспортировались товары, закупленные Германией в третьих странах. Война ставила под удар эти важные для Германии экономические связи. Разведданные, поступавшие на стол Сталина, были противоречивы. Руководители разведки боялись проявлять самостоятельность и так или иначе подыгрывали настроениям вождя. И это далеко не исключительный случай в мировой истории[485].
К началу войны Сталин добился того, к чему стремился, – никто, кроме него, не имел права голоса и мнения. Все ждали, что скажет вождь, надеялись, что он знает правильное решение задачи. Однако Сталин не знал.
Пациент номер один
Утро 2 марта 1953 г.
Ближняя дача
Вызов врачей
Сталин лежал на диване без медицинской помощи. Охваченные страхом и, возможно, неприязнью соратники подошли к делу формально. Удостоверившись, что Сталин спит, они проигнорировали рассказы охраны о приступе. Да был ли приступ? Охранники – не медики, мало ли что могли придумать. Не забудем, что в последний период своей жизни Сталин объявил «врагами» собственных врачей. Кто рискнул бы без исключительно веских оснований посылать к Сталину доктора, возможного убийцу в сталинском понимании? Элементарный вызов скорой медицинской помощи превращался в сложную многоходовую политическую задачу.
Остаток ночи с 1 на 2 марта прошел в тревоге. Сталинские охранники, скорее всего, опасались, что в случае смерти Сталина их могут обвинить в бездействии. Они вновь позвонили наверх, докладывая, что с хозяином все-таки неладно. Повторный вызов возымел действие. «Четверка» решилась отправить на дачу врачей. Однако для подстраховки и круговой поруки к Сталину собрали также некоторых других членов бюро Президиума ЦК[486]. Теперь ответственность за вызов медицинских светил стала коллективной. В случае выздоровления Сталина его гнев должен был пасть на всех, а это уже не так страшно. Утром 2 марта врачи прибыли к постели вождя.
Подробное описание действий врачей оставил в своих воспоминаниях известный советский кардиолог А. Л. Мясников, вызванный к умирающему Сталину вместе с другими медицинскими авторитетами. «Диагноз нам представлялся, слава богу, ясным: кровоизлияние в левом полушарии мозга на почве гипертонии и атеросклероза», – писал Мясников[487]. Врачи обильно вводили различные стимулирующие препараты, но без всяких надежд предотвратить скорый летальный исход. С медицинской точки зрения в смерти Сталина для специалистов не было ничего неожиданного. Вскрытие подтвердило первоначальный диагноз. Оно выявило большой очаг кровоизлияния в мозгу и сильные повреждения артерий головного мозга атеросклерозом[488]. Накануне смерти Сталин был старым больным человеком, немного недотянувшим до своего 75-летия.
