Джованни Казанова - История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 11

Герцог уже два месяца был выслан туда вместе с ней за то, что появлялся на публичных променадах в чересчур великолепных экипажах и в пышных туалетах; министр Таннуччи подсказал королю, что следует наказать этого сеньора, который, нарушая законы против роскоши, подавал слишком дурной пример; и король, который еще не научился противиться воле Таннуччи, выслал эту пару, выделив им самую восхитительную тюрьму во всем своем королевстве; но для того, чтобы самое восхитительное в мире место не нравилось, достаточно заставить там жить. Герцогу и его прекрасной жене оно надоело до смерти. Увидев г-на Гамильтона во главе многочисленной компании, они вздохнули с облегчением и развеселились. Аббат Беттони, которого я знавал за девять лет до того у покойного герцога де Маталоне, пришел к герцогу и был обрадован меня увидеть. Он был дворянином из Бресса и выбрал Сорренто для своего постоянного пребывания. С тремя тысячами экю ренты, он жил там в изобилии, наслаждаясь всеми дарами Бахуса, Цереры и Венеры. Он имел все, что мог пожелать, и не мог желать больше того, что природа давала ему в Сорренто; он был доволен и издевался над философами, которые говорили, что человеку для счастья следует иметь лишь средний достаток, никаких амбиций и отменное здоровье. Меня неприятно поразило то, что я увидел с ним графа Медини, который после той сцены, что произошла у Гудара, мог быть мне только врагом. Мы поздоровались сдержанно. За столом нас было двадцать четыре-двадцать пять человек, и мы наслаждались исключительной едой, не нуждаясь в искусстве повара, которое нужно только для того, чтобы заставить есть то, что без его стараний было бы для этого непригодно. Все в Сорренто изумительно — овощи, молочные продукты, разное мясо, телятина и даже мука, которая придает хлебу и всяким выпечкам тонкий вкус, которого не найдешь в других местах. Мы провели послеобеденное время, прогуливаясь по деревням, улицы которых были более прекрасны, чем аллеи во всех садах Европы и Азии.

В доме аббата Беттони нас ожидали мороженые лимонные, шоколадные, с кофе, и сливочные сыры, тоньше и вкусней которых нельзя себе вообразить. Неаполь славен в этой области, и аббата Беттони хорошо обслуживали. У него в услужении было пять или шесть юных крестьянок, все хорошенькие, одетые так прилично, что совершенно не похожи были на служанок. Их красота меня удивила, и когда я спросил его потихоньку, не сераль ли это, он ответил, что это вполне возможно, но что он исключительно ревнив и только мне может предоставить возможность произвести опыт, проведя у него несколько дней. Я смотрел на этого человека, счастливого, но тяжко вздыхающего, так как ему было по меньшей мере на двенадцать лет больше, чем мне. Его счастье не могло продлиться долго. К вечеру мы вернулись к Сера Каприола, где нам приготовили ужин из морских продуктов десяти-двенадцати разных видов. Воздух Сорренто вызывает аппетит у всех там живущих. После ужина английская герцогиня захотела сыграть в фараон; аббат Беттони, который знал Медини как профессионального игрока, предложил ему составить банк, но Медини отказался, сказав, что у него недостаточно денег. Следовало, однако, ублаготворить герцогиню, и я предложил себя. Принесли карты, я выложил на стол содержимое моего кошелька, что было все, что я имел, и что не превышало четырех сотен унций. Каждый достал золота из карманов и взял карты. Саксонец спросил фишки, я попросил избавить меня от игры на слово, и его друг дал ему пятьдесят дукатов. Медини спросил, не хочу ли я включить его в свой банк, и я ответил, что, поскольку я не хочу каждый раз пересчитывать свои деньги, это сделать невозможно. Я держал талью вплоть до часа по полуночи и прекратил только потому, что у меня осталось только тридцать-сорок унций; обе герцогини и почти все остальные игравшие были в выигрыше, за исключением преподобного Росбюри, который, смеясь выложил на стол вместо золота банковские билеты бака Лондона. Я положил их в карман, не проверяя, в то время как остальная компания, довольная, благодарила меня за любезность, что я проявил. Медини не играл. Я проверил у себя в комнате английские билеты и обнаружил, что это четыреста пятьдесят фунтов стерлингов, что было примерно вдвое больше, чем я проиграл. Я лег спать, очень довольный проведенным днем, решив никому не говорить о сумме, которую получил.

Поскольку герцогиня де Кингстон заявила, что мы уезжаем в девять часов, м-м де Сера Каприола просила ее выпить кофе, перед тем как сесть в фелуку. После завтрака прибыли Беттони и Медини, и этот последний спросил у г-на Гамильтона, не будет ли для него затруднительно, если он вернется в Неаполь вместе с ними; англичанин ответил, что тот окажет им этим честь. В два часа мы прибыли в нашу гостиницу, где, собираясь войти в свою комнату, я был удивлен, увидев в моей прихожей молодую даму, которая, приблизившись ко мне с грустным видом, спросила, знаю ли я ее. Она настолько изменилась, что не зря задала мне этот вопрос, но я без труда ее вспомнил. Это была старшая из пяти сестер-ганноверок, которую я любил в Лондоне и которая ушла с маркизом де ла Петина. Надеюсь, читатель помнит эту историю. Любопытство мое сравнялось с моим удивлением, я пригласил ее зайти, заказав в то же время мой обед. Она сказала, что если я один, она охотно пообедает со мной, и я заказал обед на двоих.

Ее история была не долгой. Она прибыла в Неаполь вместе с маркизом, которого ее мать не желала видеть. Он поселился с ней в плохом трактире, где продал все, что у нее было, и два или три месяца спустя его поместили в тюрьму Викарии за семь-восемь мошенничеств. Она содержит его в тюрьме уже семь лет и больше уже не может и, узнав от самого маркиза, что я в Неаполе, пришла просить не столько помочь деньгами содержать его в тюрьме, чего хотел маркиз, сколько затем, чтобы я обратился к герцогине де Кингстон с просьбой взять ее на службу, чтобы отвезти в Германию.

— Вы жена маркиза?

— Нет.

— Как смогли вы содержать его семь лет?

— У меня были любовники. Придумайте сотню историй, и все они будут верны. Можете вы помочь мне поговорить с герцогиней?

— Я ее предупрежу, и знайте, что я скажу ей правду.

— Очень хорошо, и я также. Я знаю ее характер.

— Приходите завтра.

К шести часам я подошел к г-ну Гамильтону, чтобы узнать, как я могу обналичить английскую бумагу, что получил накануне, и он пересчитал ее мне сам по текущему обменному курсу. Перед ужином я поговорил с мисс Шуделейг о ганноверке и, вспомнив об этих пяти девицах, она сказала, что должна ее знать, потому что та была у нее со своей сестрой, прося о протекции. Она сказала, что хочет с ней поговорить, и после этого решит. На следующий день я ту представил и оставил с ней наедине. Последствием этой беседы было то, что она взяла ее к себе на место горничной из Рима, которую уволила и отвезла в Рим неделю спустя, и зимой она приехала вместе с ней в Англию. Я так и не узнал, что с нею стало.