Елизавета Федоровна - Дмитрий Борисович Гришин
Вы можете вслед за многими сказать мне – оставайтесь в своем дворце в роли вдовы и делайте добро “сверху”. Но если я требую от других, чтобы они следовали моим убеждениям, я должна делать то же, что они, сама переживать с ними те же трудности, я должна быть сильной, чтобы их утешать, ободрять своим примером; у меня нет ни ума, ни таланта – ничего у меня нет, кроме любви к Христу, но я слаба – истинность нашей любви ко Христу, преданность Ему, мы можем выразить, утешая других людей, именно так мы отдадим Ему свою жизнь… Я знаю, что я не на высоте, и все же одна монахиня с большой верой и огромной любовью к Господу сказала мне: “Положите свою руку в руку Господа и идите без колебаний”. Мой добрый друг, молитесь, чтобы у меня всегда была эта единственная поддержка, чтобы я всегда знала, куда мне идти».
Фактически обитель начала действовать с октября 1907 года, а в ноябре 1908-го был утвержден ее первый устав. Однако Великой княгине предстояло еще решить несколько вопросов, завершающих прежний этап жизни. Прошлое не перечеркивалось, но старательно очищалось от всего теперь лишнего, ненужного. Ценнейшие произведения искусства из коллекции Сергея Александровича, кроме тех, что подарила родственникам, она безвозмездно передала в музеи. В Третьяковскую галерею (несколько картин), в Императорский Эрмитаж (в основном миниатюры и декоративные предметы), в Музей Александра III (собрание старинных портретов). В усадьбе Ильинское был затеян капитальный ремонт – в доме все переделывалось, перестраивалось, перекрашивалось. Изменения коснулись даже интерьера сельской церкви. Тех, кто отныне будет здесь жить (имение переходило племяннику Дмитрию), окружит совсем иная обстановка, ничем не напоминающая мир Сергея Александровича и Елизаветы Федоровны. Мир, по желанию Великой княгини навсегда исчезающий и никому не доступный, как легендарная Атлантида. Он останется лишь в ее памяти – сугубо личным, дорогим, неприкосновенным – и окончательно уйдет вместе с ней самой.
В мирской суете задержала намеченная свадьба племянницы Марии. Жених, шведский принц Вильгельм, девушке понравился. Иногда ей казалось, что она влюблена, хотя к согласию на брак ее больше толкали желание свободы и тетина настойчивость. Не сомневаясь в том, что замужество воспитанницы будет удачным, Елизавета Федоровна радовалась признакам сердечного согласия: «Раз уж эти двое действительно так глубоко полюбили, я, право же, надеюсь, они будут по-настоящему счастливы». В мае 1908 года состоялось венчание в Царском Селе, после чего молодые покинули Россию. Через год у Марии родится сын, но семейная жизнь не сложится. Супруг окажется настолько скучным, настолько ограниченным в познаниях и в интересах, что принцесса не выдержит. Через шесть лет брак будет расторгнут.
Среди всех этих забот (духовных, хозяйских, матримониальных) Елизавете Федоровне пришлось серьезно заняться своим здоровьем. Ее организм всегда был достаточно крепким, хотя без болезней, конечно, не обходилось. Порой она простужалась, но климат Петербурга (благо жила там недолго) переносила хорошо. Помогали и спортивные занятия, прогулки на воздухе, верховая езда, лыжи, коньки. Дважды, в 1895 и 1900 годах, Великая княгиня ездила на воды во Францесбад. В Москве она перенесла свинку и больше серьезных болезней не испытывала. Новый недуг, скорее всего, был вызван перенесенным стрессом – потрясением от гибели мужа и страшной тяжестью первых лет вдовства. Констатировав доброкачественную опухоль (фибромиому) по части гинекологии, врачи настаивали на операции. В январе 1908 года в больнице Марфо-Мариинской обители Елизавету Федоровну, почти до последнего дня скрывавшую болезнь даже от самых близких, прооперировали академик Г. Е. Рейн и профессор С. С. Боткин.
Все прошло успешно, однако летом по настоянию врачей Великая княгиня прошла еще курс лечения на грязевом курорте в Гапсале, а затем провела несколько недель в Крыму. Наконец можно было вплотную заняться делами обители. Начиналась другая жизнь, открывалась новая дорога, и, прощаясь с минувшим, Елизавета Федоровна послала поклон Императорской чете: «Простите меня оба. Увы, я знаю и чувствую, что огорчаю вас и, может быть, вы не совсем меня понимаете, пожалуйста, простите и потерпите меня. Простите мои ошибки, простите, что живу не так, как вам, может статься, хотелось бы, простите, что не смогу часто приезжать из-за своих теперешних обязанностей. Просто от доброго сердца простите и от всей христианской души помолитесь обо мне и моем деле».
* * *
То, что задумала и организовала Великая княгиня, не имело прямых аналогов в России. Создаваемая обитель, по ее мысли, не была монастырем, хотя и подразумевала некоторые принципы монашества. Задача состояла в объединении на практике двух путей спасения: любви к Богу и любви к ближнему. Традиционно их символизировали образы святой Марфы и святой Марии, двух сестер, у которых остановился Христос, идущий в Иерусалим. Сидя у Его ног, Мария внимала словам Спасителя, забыв обо всем на свете, в то время как Марфа хлопотала по хозяйству и готовила пищу, чтобы накормить Путника.
Российский опыт милосердия знал оба эти проявления, причем иногда они даже пересекались. Так было с «послушническими монастырями», общинами бывших послушниц из упраздненных по указу Екатерины II женских обителей, открывавшими лечебницы и приюты. Их насельницы жили по монастырскому уставу, но монашеских обетов не давали. Так было с персоналом вдовьих домов и с институтом «сердобольных вдов», созданных императрицей Марией Федоровной (супругой Павла I) в начале XIX века и ставших прообразами общин сестер милосердия. Они занимались благотворительностью, уходом за больными и подготовкой женского медперсонала, подчиняясь строгим, почти монастырским правилам. Возникновение новых подобных организаций поставило вопрос о придании им церковного статуса, что привело к дискуссии, а с открытием в России деятельности Красного Креста сестринское движение окончательно приобрело сугубо светский характер. Конечно, работа Общества привела к большим и важным результатам, однако отсутствие в нем духовной основы (несмотря на благочестие отдельных сотрудников) неизбежно вело к кризису самой системы. Со временем в ее адрес зазвучала критика, не без оснований указывалось на упадок нравственных критериев и появление корыстных интересов, на исчезновение духа сплоченности. Правда, достойной альтернативы РОКК не называлось.
В свою очередь структуры Церкви подходили к проблеме с осторожностью. В самом деле, должны или не должны вершиться в монастырях благотворительные дела, испокон веков называвшиеся богоугодными? Основав свою обитель в Киеве, Великая княгиня Александра Петровна (в иночестве Анастасия) нисколько не сомневалась в том, что практика милосердия –
