Мир короля Карла I. Накануне Великого мятежа: Англия погружается в смуту. 1637–1641 - Сесили Вероника Веджвуд
Чтобы показать свою добрую волю, он приказал выпустить из тюрьмы двух членов парламента 1629 г., которые находились в заключении 11 лет. Отчасти причиной тому было их упорство. Уильям Строуд и Бенджамин Валентайн могли в любое время выйти на свободу. Им было только необходимо заплатить штраф, наложенный на них за их противление королевской воле на заседаниях в палате общин. Но поскольку они отрицали законность выдвинутого против них обвинения, то предпочли остаться в тюрьме. Ни один из них после своего освобождения не высказал ни слова благодарности королю, и оба отправились в свои округа, чтобы подготовить свое переизбрание в новый парламент.
Выборы, еще не начавшись, уже омрачали политический горизонт. Лорд – хранитель печати Финч, давая инструкции судьям, затронул не только вопрос «корабельных денег». «Есть такие деятели, – сказал он, – которые добиваются дешевой популярности, вкрадываясь в души доверчивых людей с помощью различных подношений и лести». Судьи обязаны были внимательно следить за малейшими проявлениями такого предосудительного поведения среди шерифов и мировых судей, пресекать все проистекающие из этого попытки пренебречь правосудием, законом и порядком.
В теории членов парламента в сельской местности выбирали фригольдеры, а в городах – влиятельные горожане. На практике выборы часто превращались в открытое противостояние между соперничавшими землевладельцами и городскими семействами, каждый старался продвинуть своих людей. Иногда, чтобы быть уверенным в успехе, один и тот же человек становился кандидатом сразу в нескольких городках. В случае победы в двух городах он мог выбрать один из них. В затруднительных случаях, опасаясь соперничества враждовавших партий и не желая задевать их интересы, шериф или мэр оставлял вопрос на усмотрение палаты общин, и уже в Вестминстере решали, какой именно кандидат был по-настоящему выбран. Обычной практикой были взятки, запугивание, раздача пустых обещаний и нечестный подсчет голосов. Но, несмотря на все это, в какой-то мере все же удавалось обеспечивать представительство местных и общенациональных интересов. Обещания, сделанные и воплощенные в жизнь, случались на местном уровне. Люди, прошедшие в парламент, редко были профессиональными политиками и почти всегда сохраняли связи с теми местами, где были избраны, где проживала их родня и где у них были земельные интересы. Среди них было много юристов, местных сквайров и сыновей дворян.
За последнее столетие королевский двор в парламенте был представлен главными советниками и чиновниками короны. Выделять несколько мест в парламенте для придворных было общепринятой процедурой. Но когда критики короны попытались добиться того же права и для других парламентариев, чтобы обеспечить равное представительство в палате общин, двор посмотрел на это как на явный заговор. В 1640 г. критики короля располагали тем, чего у них не было никогда прежде. В лице директоров «Провиденс компани», влиятельных людей и в большинстве своем пуритан, они имели исполнительный орган, который мог до некоторой степени объединять и организовывать своих сторонников.
Королевский совет, с одной стороны, и «Провиденс компани» – с другой представляли собой в преддверии выборов, можно сказать, исполнительные комитеты партии власти и оппозиционной партии. Но в этой особенной и случайно сложившейся политической ситуации главы партий начали свое существование без политических тел. Ни Совет, ни лорды, ни дворяне «Провиденс компани» не могли рассчитывать на поддержку какого-либо органа, который напоминал бы собой политическую партию. Последние семьдесят лет шли разговоры о партии «двора» и партии «страны», но за этими названиями не стояло ничего определенного. У этих «партий» не было ни программы, ни собственной идеологии. Большинство членов палаты общин руководствовались в своей деятельности принципом верности своим семейственным связям, личными обязательствами, и, конечно, они представляли интересы своих избирателей.
Когда дело подходило к выборам, двору приходилось в крайнем случае рассчитывать не на тех, кто поддерживал его политику, а на ум и рвение своих придворных, которые, используя свое влияние и соперничество между кандидатами, помогали своим друзьям снова быть избранными в парламент. Ту же тактику использовали оппоненты двора, лидеры которых, наверное, в первый раз выступали сплоченной группой.
По правде сказать, методы, используемые двором и его оппонентами в предвыборной борьбе в графствах и боро, мало чем отличались между собой. Лорд Сэй поступал не менее предосудительным образом, привлекая двух своих сыновей в ряды оппозиции, чем лорды-роялисты, которые прибегали к поддержке своих домашних и живущих на их иждивении людей, действуя в интересах двора. Придворные, встревоженные появлением все новых местных кандидатов в небольших городах, с возмущением называли их «искателями теплых местечек». Подвластные им клирики произносили политические проповеди о необходимости послушания, но когда пуританские проповедники начинали говорить о политике, то это расценивалось как чудовищное вмешательство в выборы. Конечно, обе стороны вели себя нечестно, и каждая сторона бывала шокирована поведением другой стороны. Когда Эдуард Николас, кандидат двора, потерпел неудачу на выборах в Сандуиче из-за обычной городской сплетни, что он папист, сторонники короля имели законное право подать жалобу. Но таким же правом могла воспользоваться и оппозиция, когда мэр-роялист Гастингса вопреки воле большинства избрал кандидата двора племянника Уиндебэнка.
В начале марта, когда выборы в Англии еще не завершились, Страффорд отбыл в Ирландию, имея при себе приказ короля увеличить численность ирландской армии до 9 тысяч человек и получить субсидии на это от ирландского парламента. Не сомневаясь в успехе, двор уже рассчитывал на помощь этой грозной силы в разгроме шотландцев. Сам Страффорд был большим реалистом и не столь легковерным человеком и на пути в Честер, где он должен был сесть на корабль, написал краткое письмо со спасительным советом. Его раздражало отношение джентри Йоркшира к «корабельным деньгам», и он считал, что они должны держать за это ответ, но у него не было сомнений, что будет достаточно единственной, но решительной победы короля, например, над шотландцами, которую он вскоре одержит, как его власть упрочится. Случившийся некстати приступ подагры задержал его отъезд в Ирландию. К тому же на море задули противные ветры. Парламент заседал уже два дня, когда он прибыл в Дублин и сделал официальное сообщение о распоряжениях короля.
Обе палаты парламента встретили его с почтением и воодушевлением. Публично поблагодарив короля, что он даровал им «такого справедливого и мудрого правителя», они проголосовали за необходимые ассигнования и согласились на увеличение численности армии в течение двух месяцев – до 8 тысяч пехотинцев и тысячи кавалеристов. В то же время епископат Ирландии, собравшись на заседание, также выделил денежную помощь в дополнение к тем субсидиям, за которые уже проголосовал парламент. Страффорду понадобилось меньше недели, чтобы уладить все дела в Дублине,
