Дэвид Шилдс - Сэлинджер

Дело было не только в языке, в лексике, хотя слова вроде «дерьмо» и «йопт» – в изданном несколькими годами ранее романе Нормана Мейлера «Нагие и мертвые» написание последнего слова было изменено, – и бесконечные «черт побери» и «черт возьми» определенно сыграли свою роль. Но главным возражением против книги было то, что ее считали «неамериканской».

«Над пропастью во ржи» не была той фальшивой Америкой, которую общественности, только что открывшей телевидение, навязывала Мэдисон-авеню. Это была не больная паранойей Америка организованных Маккарти слушаний об антиамериканской деятельности или тщательно продезинфицированная Америка Уолта Диснея. Сэлинджер писал о настоящей Америке. О настоящих мыслях, настоящих чувствах, о настоящей боли.

В числе прочего, ты обнаружишь, что ты – не первый, кого смутило и даже напугало до тошноты человеческое поведение.

Как говорит ведущий национального радио-шоу Bookworm Майкл Силверблатт, «вот человек, который заявляет: “Я предлагаю нечто подлинное, настоящее”». Исследователь Джон К. Анру пишет: «Сэлинджер обладал даром предвиденья. Он понимал, куда идет страна. «Над пропастью во ржи» и сегодня звучит так же разоблачительно, как и в 1951 году. У нас те же самые условия. Ежедневно мы сталкиваемся с теми же лжецами, с теми же мошенничествами, с тем же лицемерием, и все это происходит не исключительно от нашего имени». Но то, о чем писал Сэлинджер, было не просто бунтом и отчуждением. Сэлинджер не был очередным нигилистом, а Холден не был очередным потерянным мальчиком. У книги и мальчика был духовный заряд. Холден не просто бежит от чего-то; он жаждет преодоления культуры, помешавшейся на материальном достатке.

Роман Сэлинджера – фантазия о спасении. Как говорит Холдену Фиби, он путает строчки Роберта Бёрнса: вместо «Если ты ловил кого-то вечером во ржи» надо «Если кто-то звал кого-то вечером во ржи». Холден не хочет любить людей, он хочет спасать людей. Большая разница. «Читатели склонны романтизировать неспособность Холдена соответствовать общим стандартам, – говорит Джон Венке, – но на более глубоком уровне существует духовный голод, который движет людьми. Именно духовный голод заставляет людей не только видеть в Холдене самих себя, но и превозносить книгу Сэлинджера. Разумеется, по иронии судьбы Сэлинджер стал тем самым отсутствующим присутствием, о котором писал. Он был очень честолюбив – и вдруг отверг то самое, чего сильнее всего желал, отверг славу и признание, которые принес ему роман».

Кинорежиссер и театральный режиссер Элиа Казан, хотевший превратить роман в пьесу и поставить ее на Бродвее, отыскал дом Сэлинджера, постучал в дверь и сказал: «М-р Сэлинджер, я Элиа Казан».

«Чудесно», – ответил Сэлинджер.

Я тоже иногда могу быть довольно ядовитым, если я в настроении[325].

После чего Сэлинджер закрыл дверь.

Попытку предпринял и Билли Уайлдер. Его агент в Нью-Йорке гонялся за Сэлинджером по Нью-Йорку, чтобы получить права на съемку фильма по роману. «Однажды, – рассказывал Уайлдер, – некий молодой человек пришел в офис моего нью-йоркского агента Леланда Хэйворда и сказал: «Передайте, пожалуйста, м-ру Леланду Хэйворду, чтобы он отцепился от меня. Он очень, очень нечувствителен». Сказав это, молодой человек ушел. Вот и все, что он сказал. Никогда его не видел. Этим молодым человеком был Дж. Д. Сэлинджер, а речь шла о романе “Над пропастью во ржи”»[326].

Элиа Казан

Все, начиная с Джерри Льюиса и заканчивая Стивеном Спилбергом и Гарви Вайнстейном, предлагали Сэлинджеру до 10 миллионов долларов за права на фильм по его книге. Сэлинджер отверг все предложения.

Проклятое кино. Вот что оно делает с человеком. Сами понимаете…[327]

Итак, у нас нет кинематографического образа Холдена, и это, пожалуй, хорошо. Он живет в нашем воображении. Но, в известном смысле, он уже обрел кинематографическое воплощение в фильмах «Бунтовщик без причины», «Четыреста ударов», «Выпускник», «Меньше, чем ноль» и в тысяче других фильмов об отчужденных молодых людях в эмоциональной пустыне. Представить современный фильм, в котором не присутствовал бы Холден Колфилд, практически невозможно.

Итак, Ишмаэль, Натти Бампо, Гекльберри Фин, Том Джоад, Холден Колфилд: все они бродяги, странники, искатели, потерянные святые. Их путешествиям нет конца, а их странствования вплетены в коллективную душу американцев. Литературный критик Нэнси Д. Даэстон говорит: «Холден Колфилд вряд ли исчезнет. Эхо его голоса парит над примерами вездесущей фальши везде и всякий раз, когда они осмеливаются появиться. Его тень возникает при виде непристойных граффити, нацарапанных в миллионах общественных мест. Холден не знает разрыва между поколениями. Вчера, сегодня и завтра он остается супер-подростком»[328].

Билли Уайлдер

В 1961 году было продано 250 тысяч экземпляров «Над пропастью во ржи». Роман изучали в 275 американских высших учебных заведениях. К 1981 году переводы романа были изданы в 27 странах. В 11 странах были изданы все четыре книги Сэлинджера. А вот еще одна цифра, говорящая о том, что Холден никуда не исчез: 65 миллионов экземпляров. В мире было продано 65 миллионов экземпляров «Над пропастью во ржи». Если 65 миллионов человек купили эту книгу, это означает, что прочитали ее сотни миллионов человек. Подобные вещи очень трудно подсчитать, но похоже на то, что роман Сэлинджера занимает одиннадцатое место в списке бестселлеров всех времен. Недавний опрос, проведенный службой Harris через 62 года после опубликования романа, показал, что «Над пропастью во ржи» является десятой самой любимой книгой американцев.

После опубликования романа осенью 1951 года Сэлинджер добился мгновенного успеха. Он был американской мечтой – богатым, знаменитым и желанным. Но он ушел от всего этого.

Они всегда не тому хлопают, чему надо[329].

Но когда он отстранился, люди стали говорить, что он – ненормальный и фальшивка. А он сохранял отчужденность.

Я не задумываюсь, грустно ли мне уезжать, неприятно ли. Но когда я расстаюсь с каким-нибудь местом, мне надо почувствовать, что я с ним действительно расстаюсь.

Видел ли Сэлинджер свой образ как движимого славой и успехом сумасшедшего, как фальшивки? Как образ человека, бегущего через ржаное поле к скале с единственным подлинным желанием спасти самого себя? Сэлинджер стал глубоко сожалеть о том, что написал и опубликовал свой роман: то, как последние 60 лет его жизни были заданы и отформатированы славой, поработило его. Или, как говорит Фиби Хобан, слава «заморозила его во времени», в общественном воображении. Но если роман «Над пропастью во ржи» стал бременем Сэлинджера, он же стал и даром. «Вознаграждения редки и скудны, но когда они случаются, они по-настоящему прекрасны». Сэлинджеру пришлось познать гордость за написание не только великого романа, но и за создание романа, который на самом глубоком уровне говорил с десятками миллионов читателей. Таким образом, не напиши Сэлинджер роман, у него не было бы всемирной платформы для того, чтобы в своих трех последующих книгах «растиражировать» (это – его слово) идеи религии Веданты. Но при жизни он так и не опубликовал еще одного романа о Холдене и не опубликовал о нем ни слова. После массового излияния льстивых восторгов по поводу романа Сэлинджер совершил поворот и стал уходить во все более замкнутое и призрачное царство – как в своей работе, так и в жизни. Он делал все возможное для того, чтобы не повторить успеха, которого удостоился «Над пропастью во ржи».