Наталья Михайлова - Василий Львович Пушкин

Три дня сряду торжественный звон не умолкал в Столице; три вечера сряду яркое освещение города удаляло ночную темноту и привлекало толпы народа. Жители гуляли по улицам и веселились ночью как днем. Прозрачные картины аллегорические, эмблемы, девизы, надписи в честь и славу Монарха, гремящая во многих местах музыка, стихи, петые хорами певчих, тысяча экипажей, обтекающих город, — представляли волшебное зрелище. Никогда радость не была живее и признательность подданных к их государю справедливее!»[399]

«Время незабвенное! Время славы и восторга! Как сильно билось русское сердце при слове отечество! Как сладки были слезы свидания! С каким единодушием мы соединяли чувства народной гордости и любви к государю! А для него какая была минута!» (VIII, 83) — так А. С. Пушкин в 1830 году передал саму атмосферу победоносного 1814 года, всё то, о чем в это время говорилось в журнальных и газетных статьях, торжественных речах, проповедях, одах, куплетах, кантатах, стихотворных и прозаических надписях к аллегорическим картинам и эмблемам, а также в письмах, дневниках и воспоминаниях современников. Конечно, в исторических источниках можно найти много любопытных для нас подробностей. Вот, например, — из письма А. Я. Булгакова брату от 27 апреля 1814 года:

«Во многих местах были пресмешные картины. Известный старик Дризен написал, из немецкого усердия, государя, попирающего Наполеона в виде черта, с надписью: „И с чертом сладил!“ — но народу не понравилось видеть черта возле ангела нашего; мужик подошел и вырезал вон черта Наполеошку, оставив только государя»[400].

Но вернемся к празднествам в Москве.

24 апреля — великолепный бал, устроенный московским дворянством в доме А. И. Моркова на Большой Никитской. Дом Благородного собрания на углу Большой Дмитровки и Охотного ряда сильно пострадал во время пожара 1812 года, но государь прислал на его восстановление 150 тысяч рублей — и на балу все ликовали и веселились, гремел оркестр, хор певчих исполнял куплеты, сочиненные на случай торжества:

Весть громчайшая несетсяНа крылах с брегов Невы;Радость нова в души льетсяК оживлению Москвы.Всемогущего десницейБог помог, о Россы! вам:Враг повержен и с столицейК АЛЕКСАНДРОВЫМ стопам![401]

25 апреля состоялось торжественное собрание в Императорском Московском университете. Профессор Р. Ф. Тимкомский произнес речь «Торжество Московских Муз, праздновавших громкие победы, и достославное покорение гордой столицы Франции». И в университете звучала музыка, пелись хором куплеты, читалась ода на взятие Парижа.

В тот же день в доме С. С. Апраксина был дан великолепный маскарад для дворянства и купечества. «Как приятно было видеть Русский наряд! — писал „Вестник Европы“. — Все дамы были в богатых сарафанах. Очарованному воображению казалось, что тени древних Бояр Русских воскресли, и что молодые красавицы из уединенных теремов своих перенеслись на театр наших блестящих увеселений»[402].

26 апреля «угощал Москву маскерадом» П. А. Поздняков. И там гремела музыка, пел хор, царило веселье. В зале для всеобщего обозрения была выставлена аллегорическая картина: на быстрой колеснице мчится Александр I, Минерва венчает его лаврами, под колесами лежит обезглавленное чудовище; донской казак снимает цепи с прекрасной женщины-Европы на фоне парижских башен, а парижане вместе с детьми бегут к русскому императору, обнимают его колена и осыпают цветами.

После небольшого перерыва торжества возобновились.

10 мая в доме С. С. Апраксина артисты Московского Императорского театра дали концерт. 13 мая П. А. Поздняков представил в своем доме спектакль в пользу русских воинов, раненных под стенами Парижа. 19 мая московские дворяне по подписке устроили необыкновенно пышный праздник в доме Дмитрия Марковича Полторацкого за Калужскими воротами.

14 мая М. И. Римская-Корсакова писала сыну Григорию, рассказывая об уже состоявшихся и предстоящих торжествах:

«Всевышний сжалился над своим творением и наконец этого злодея сверзил. У нас, хотя Москва и обгорела до костей, но мы на радостях не унываем, а торжествуем из последних копеек. В собрании был маскарад, члены давали деньги; купцы давали маскарад, Поздняков дал маскарад-театр. И каково же, что через полтора года мы торжествуем тут, где французы тоже играли комедию, на Поздняковском театре. Эта мысль была всеобщая, и когда государю пели хвалу, клянусь, что мало было людей, которые бы не плакали от удовольствия. А 18 будет славный праздник, где и твои сестрицы будут отличаться (из-за плохой погоды праздник был перенесен на 19 мая. — Н. М.). Дворяне собрались, и каждый дал, что хотел, но не меньше 200 давали; собрали 25 тысяч. Будут играть мелодраму; Россию играет Верочка Вяземская, что была Гагарина, Европу играет Лунина дочь, Славу — Бахметьева Дмитрия Алекс, (т. е. дочь). Мелодрама сочинена Пушкиным Алексеем Михайл. Потом сделан храм, где поставлен бюст его величества государя императора нашего и около стоят народы всех наций; Софья (т. е. Волкова) — Португалия, Наташа (Римская-Корсакова) — Англия, Шаховская — Турция, Шаховская другая — Германия, Полторацкая — Швейцария, Высоцкая одна — Италия, другая Высоцкая — Швеция. Францию и Польшу никто не хотел представлять. Все эти мамзели поют хор — бесподобные слова, — и всякая кладет гирлянду цветов. Для народа — качели, лубочная комедия, фейерверк, иллюминация»[403].

Пожалуй, праздник у Д. М. Полторацкого был самым грандиозным. Первое место среди восьми его учредителей занимал П. А. Вяземский, пожертвовавший на организацию праздника 700 рублей. Но внести деньги — это еще далеко не всё. П. А. Вяземский редактировал сочиненный для пролога А. М. Пушкиным текст, названный «Храм бессмертия» (на фоне усыпанного цветами зеленого холма стоял бюст Александра I, сияющий драгоценными камнями, — над бюстом два гения держали масличную и миртовую ветви; перед пьедесталом на двух жертвенниках курился фимиам, начертанная на тумбе огненными буквами надпись призывала Россию гордиться своим царем-победителем). Вяземский же написал слова для «Польского», которым открылся бал, за ужином пели им же написанный «Хор». Вероятно, он вникал во всё, чтобы устроить праздник как нельзя лучше, а потом и описал его: в 26-м номере журнала «Сын Отечества» появилась его статья «Письмо из Москвы». Вяземский не стал описывать блеск и богатство нарядов, изысканность угощения. Он написал о прелестных участницах пролога, которые изъявляли «благодарность своих сердец и благоговение к Герою», то есть Александру I: