Роберт Фалкон Скотт - Дневники полярного капитана

Никогда еще человек из цивилизованного мира не встречал подобных условий, имея единственной защитой парусиновую палатку. Мы сегодня пересмотрели все рекорды и нашли, что Амундсен, в поездке к Северному магнитному полюсу, в марте, испытал температуру, дошедшую даже до –79° [–62 °С]; но при нем были эскимосы, и они каждую ночь строили ему ледяной дом; было уже много дневного света, притом термометр, вероятно, не был защищен от излучения, наконец, он после пятидневного отсутствия вернулся на свой корабль; наши же товарищи были в отсутствии пять недель.

Почти две недели потребовалось им на то, чтобы перейти самую холодную полосу, после чего они обошли мыс Маккея и вступили в обметаемую ветрами равнину. Метель следовала за метелью; небо было постоянно затянуто, и они с трудом пробирались при свете, немногим лучшем, чем полная темнота. Иногда они попадали на скаты Террора, влево от своего пути; иногда спускались в глубокие лощины справа, где острые ледяные гряды чередовались с трещинами и другими препятствиями. Дойдя до предгорья мыса Крозье, они поднялись на 800 фунтов и стали строиться. Потребовалось три дня, чтобы поставить каменные стены и устроить кровлю из привезенной с собой для этого парусины, Тогда, наконец, они могли заняться тем, для чего пришли.

Сумрачный полуденный свет продолжался так недолго, что они должны были уходить впотьмах, рискуя заблудиться на возвратном пути, опять-таки в темноте. В первый день им потребовалось два часа только для того, чтобы дойти до ледяных гряд, и еще почти столько же, чтобы перелезть через них, связав себя веревкой; наконец они добрались до места, находившегося выше колонии пингвинов; отсюда им слышны были крики птиц, но они долго не находили, как и где спуститься. Кое-как они вернулись, когда без того уже плохой свет совсем смеркался.

На другой день они опять отправились, пробираясь между неприступными ледяными заграждениями под высокими базальтовыми, местами грозно нависшими скалами. В одном месте им пришлось проползти через узкий туннель, точно продолбленный во льду. Наконец они добрались до морского льда, но света было уже так мало, что они должны были порядком спешить, и потому, вместо 2000–3000 птиц, наблюдаемых, когда тут стояло судно «Дискавери», они успели насчитать всего лишь около ста. Трех они наскоро убили и содрали с них шкурки, чтобы запастись жиром для своей печки; еще подобрали они полдюжины яиц, из которых годными оказалось только три, и побежали в лагерь.

Возможно, что птицы покидают эту местность, но возможно также, что им еще рано и что позже они соберутся в полном составе. Яйца, еще не рассмотренные, должны осветить этот вопрос. Уилсон отметил еще одну черту, доказывающую, как силен у этих птиц инстинкт продолжения рода. Он и Боуэрс, когда искали яйца, наткнулись на округленные льдинки, которые глупые создания нежно лелеяли.

Не успели они сойти с крутых гряд, как свет совершенно померк, и счастье их, что они не сбились с пути.

В эту ночь началась метель и с каждой минутой усиливалась. Тут они убедились, что выбранное ими место для стоянки – самое неподходящее. Было бы гораздо лучше, если бы они устроились на открытом месте, потому что здесь северный ветер, вместо того чтобы ударять им прямо в лицо, отклонялся в сторону и сбоку налетал яростным крутящимся вихрем. Положенные на крышу тяжелые массы снега с камнями с величайшей легкостью уносились, а парусина вздувалась и, напрягая укреплявшие ее веревки, каждую минуту могла сорваться и улететь.

Палатку с разными ценными предметами они приперли к самой стене, широко расставили ее и укрепили с чрезвычайной заботливостью, отягчая ее со всех сторон снегом и большими камнями; но ветер одним бешеным порывом сорвал ее и унес. Сидя в доме, они так и ждали, что вот-вот крышу снесет, недоумевая, что им в таком случае делать, и тщетно старались прочнее укрепить ее. После четырнадцати часов ее таки снесло, в то время как они пробовали приколотить один угол. Их разом завалило снегом, и они, задыхаясь, нырнули в свои спальные мешки.

Боуэрс немного погодя высунул голову и, по возможности натуральным тоном, сказал: «Мне отлично». – «Нам тоже», – откликнулись другие, и после того все молча пролежали всю ночь и половину следующего дня, между тем как ветер выл не унимаясь, снег проникал во все щели и скважины мешков, и лежавшие в них дрожали и не могли представить себе, чем это кончится. (Этот шторм был тот самый, во время которого (23 июля) мы записали максимальную силу ветра, и кажется, что там он достиг еще большей силы, чем у нас.)

В следующий день к полудню ветер стал спадать; несчастные спутники выползли из своих обледенелых гнезд. Первым делом они кое-как закрепили свою покрышку и затопили печку. Они поели в первый раз за двое суток и стали придумывать, как бы построить более надежное прибежище. Они решили, что надо каждую ночь рыть яму поглубже и как можно лучше прикрывать ее половиком. На этот раз им повезло: поискав в северном направлении, они на расстоянии четверти мили напали на брошенную между камнями палатку, к удивлению, почти совсем невредимую, что свидетельствовало о необычайном качестве материала.

На другой день они пустились в обратный путь, но тут на них нагрянула новая метель и продержала их двое суток. К этому времени вещи их пришли в неописуемое состояние. Спальные мешки так затвердели, что их невозможно было скатывать, так замерзли, что нельзя было даже мало-мальски согнуть их, не ломая кожу; пуховая подкладка в оленьих мешках Уилсона и Черри-Гаррарда едва затыкала изнутри такие трещины. Все носки, меховые сапоги (финнеско), рукавицы давно покрылись слоем льда; пролежав всю ночь в боковых карманах, они и не думали оттаивать, не то что сохнуть. Черри-Гаррард иногда целых три четверти часа не мог влезть в свой мешок, так он сплюснулся, смерзшись, и так было трудно его раскрыть. Едва возможно себе представить ужасное положение злополучных путников, когда они брели домой через Барьер, при температуре, упорно державшейся ниже —60° [–51 °С]. Так-то они добрели домой.

Уилсон огорчен, что ему так мало удалось наблюдать пингвинов; но для меня и всех остававшихся здесь главная польза, полученная от этого предприятия, состоит в представляемой нашему воображению картине одного из удивительнейших подвигов, занесенных в полярную историю. Чтобы люди, среди ужасов полярной ночи, не побоялись сразиться с невообразимыми морозами и свирепейшими снежными бурями, само уже представляет нечто новое; чтобы они упорствовали и выдержали в течение пяти недель, это уже геройство. Это обогащает наше поколение таким сказанием, которое, нужно надеяться, не забудется.