Иван Гребенюк - На далеких рубежах

-- А перед кем мы должны отчитываться в своих действиях у себя дома? -спросил Поддубный, с трудом сдерживая накипевшее возмущение. -- И что нам до того, куда упадет сбитый самолет?

-- То есть как же это?

-- Да очень просто! Есть приказ сбивать -- бей. Получат по морде, в другой раз не повадно будет...

Начштаба выпрямился и принял официальный тон:

-- Я попросил бы вас, подполковник, оставить свой жаргон при себе. Вы не на улице и не на базаре.

-- Но ведь и этот стол, -- Поддубный указал на стол боевого управления, -- поставлен здесь не для дипломата, а для солдата!

-- Вы что, учить меня пришли? -- Полковник побледнел. -- Я сегодня же доложу о вашем бестактном поведении и буду требовать, чтобы вас наказали.

-- Благодарю за откровенность и прошу прощения, товарищ полковник. Я действительно порой бываю грубым. Каюсь, но ничего не могу с собой поделать. Понимаю: в таком тоне не разговаривают. Очевидно, комдив взыщет с меня, и это будет справедливо. Но позвольте и мне сказать вам правду в глаза. Можно? Ведь вы решительно ничего не потеряете от этого. Наоборот, лучше поймете, что за птица залетела к вам в дивизию. Посторонние не слышат, -- Поддубный огляделся вокруг, -- мы одни.

Слова эти заинтриговали полковник. Подумав, он сказал:

-- Ну-ну, выкладывайте!

-- Разрешаете?

-- Давайте, давайте!

-- За время существования Советской власти на нас дважды нападали иноземцы, если не принимать во внимание мелкие инциденты. И каждый раз враг считал нас слабыми, иначе не решился бы развязать войну. Свою силу нам приходилось доказывать на полях ожесточенных битв. И вот вы снова дали повод американской военщине считать, что наша противовоздушная оборона, по крайней мере в данном районе, дырява как решето, а наши летчики-истребители ни черта не стоят вообще. А знаете ли вы, кто такой майор Дроздов? Он, простите, черта догонит и общиплет в воздухе. Я даже представить не могу лучшего летчика! А вы завернули его. Поэтому я, как командир полка, буду в свою очередь , товарищ полковник, добиваться, чтобы вам не доверяли стол боевого управления. Разрешите мне быть свободным?

Полковник весь побагровел.

-- Вы... Да как вы смеете?!

-- Я возмущен! -- почти крикнул Поддубный.

Трудно сказать, чем бы окончилась эта перепалка, если бы в подземелье КП внезапно не вошел комдив Шувалов. Он выслушал соображения и претензии обоих подчиненных, решения начштаба о прекращении атаки не одобрил, на Поддубного взыскания не наложил.

Стали сообща анализировать процесс наведения. Выяснилось, что истребитель подняли с аэродрома с опозданием, цель дважды "проваливалась" -штурман-оператор терял ее на экране радиолокатора. Поддубный свежим и опытным глазом сразу обнаружил существенный недостаток в организации радиолокационного наведения. Командные пункты дивизии и полка располагались на большом расстоянии от рубежей перехвата. Отсюда "провалы" и значительные осложнения. А между полком и дивизией лежал выдвинутый далеко в море остров Туманный.

-- Вот бы где оборудовать, скажем, пункт наведения, а?

-- У меня на него давно руки чешутся... -- заметил комдив. -- К сожалению, там засел Жук.

-- Какой жук? -- не понял Поддубный.

-- Полковник, командир бомбардировочного полка. Он оборудовал не острове для себя полигон и бросает бомбы.

-- Так согнать его, этого Жука!

-- Не так легко, -- сказал комдив. -- Пробовал выкуривать -- ничего не вышло. Как черт в грешную душу вцепился Жук в остров. Не далее как вчера беседовал я по этому вопросу с генералом Ракитским. Обещал поставить вопрос перед главнокомандующим. Посмотрим, может быть, и удастся выкурить. Но как теперь добраться до острова? Он ведь лежит по ту сторону границы замерзания. Чтобы перевезти локатор и радиостанцию, надо ждать лето или просить у моряков ледокол.

-- Да, дело сложное, -- согласился Поддубный, посмотрев на карту.

-- Вот именно.

Подполковник Поддубный вылетел к себе на аэродром, когда мутный рассвет едва забрезжил. С востока наползали густые облака, предвещая перемену погоды. Это плохо. Поднимется метель -- тяжело будет выполнять регламентные работы на самолетах в открытом поле.

Монотонно гудел мотор, навевая сладкий предутренний сон, и чуть ли не впервые за свою службу в авиации Поддубный, будучи пассажиром, задремал в кабине.

Он дремал, опустив голову на грудь, и не заметил, как самолет перевалил через горный кряж. Интуицией летчика уловил разворот. Пилот уже заходил на посадку.

На старте, возле дежурных самолетов, маячила высокая фигура майора Дроздова. Ему, по всей вероятности, не терпелось узнать, что произошло прошедшей ночью, почему ему не разрешили атаковать нарушителя границы?

И действительно, не успел Поддубный вылезти из кабины, Дроздов засыпал его вопросами.

-- Потерпите, Степан Михайлович, потом расскажу, -- ответил Поддубный. -- Телеграмма о прибытии Ли-2 пришла?

-- Так точно! Прибудут в половине десятого.

-- Отлично.

Созвав руководящих офицеров полка, Поддубный поставил задачи на день:

-- После посадки Ли-2 -- завтрак, а после завтрака всех инженеров, техников, младших авиационных специалистов -- на регламентные работы. Летчики облетают на Ли-2 район полетов, после чего тоже отправляются на регламентные работы, за исключением тех, кто дежурит днем и должен дежурить ночью. Инженер-подполковнику Жбанову явиться ко мне с рапортом об окончании регламентных работ в двадцать ноль-ноль. У меня все. Вопросы будут?

Жбанов только руками развел -- вот так новость! Один день на регламентные работы. Разве командиру полка неизвестно, что есть самолеты, на которых полагается выполнять многочасовые регламентные работы? И ТЭЧ еще не развернута как следует, и заявка на запасные части и расходные материалы не составлена и на базу не послана. Да и люди ведь не привыкли к таким морозам. "О нет, рапорта в двадцать ноль-ноль не будет".

Но это он только так подумал, а возразить не решился.

Потому что знал своего командира. Знал и то, что при правильной организации работы можно выполнить сполна и в срок.

Глава третья

Боль в плече унялась, но колено за ночь распухло и посинело. Чуть ступишь на ногу -- колет так, будто под чашечкой заноза застряла. Заметит врач или кто-нибудь из начальства, что он, Телюков, прихрамывает, -- к боевому дежурству не допустят.

И он принялся врачевать себя всеми способами, которые только приходили в голову. Растирал горевшее колено снегом, растирал и водкой, выпросив стопку у соседки, -- никакого облегчения. Тогда, примостившись возле печки, он начал прогревать опухшее колено горячим воздухом. Посидит, погреет, пройдется по комнате и снова сядет, закатив штанину.