Игорь Кон - 80 лет одиночества

Не могу не вспомнить в этой связи недавно ушедшую из жизни первую «начальницу» «Орленка» Алису Федоровну Дебольскую. «Орлятская мама», как ее шутливо называли ребята, подобрала удивительный коллектив единомышленников и умела одинаково убедительно общаться и с подростками, и с вожатыми, и, что было самым трудным, с наезжавшим в лагерь партийно-комсомольским начальством. Без нее в «Орленке» ничего бы не было.

Прежде всего меня поразил раскованный, гуманный стиль жизни тогдашнего «Орленка», совершенно не похожий на то, что делалось в других местах. По правде говоря, я оценил это не сразу. Приехать в «Орленок» на комсомольскую смену меня сагитировал наш аспирант Сергей Черкасов, рассказав о том, что на территории лагеря нет ни единого лозунга и с ребятами говорят обо всем всерьез. Зная восторженность Черкасова, я сразу же «скостил» треть его впечатлений, но все равно получалось занятно. То, что я увидел в первую неделю, повергло меня в уныние, показалось наивной игрой, в которой молодые взрослые участвуют с большим энтузиазмом, чем подростки. Ребят действительно ни к чему не принуждали, но что из того?

Общий сбор. Пятьсот подростков яростно спорят, носить им пионерские галстуки или нет. С одной стороны, это некий символ, с другой стороны – они из этого уже выросли. Некоторые говорили: «Будем носить, только пусть галстуки будут не красные, а голубые». А Олег Газман на все отвечает: «Как вы решите, так и будет, хоть серо-буро-малиновые в крапинку, только таких галстуков у нас нет, придется вам самим их покрасить». Общее решение: галстуки носить, но только по убеждению, кто не согласен – пусть не носит.

Отрядный «голубой огонек». Костер. Ребята мучительно обсуждают итоги дня и план на завтра. Активные девочки все знают: соседний отряд копал вчера яму, пойдем и мы копать. А вожатый вместо подсказки раздумчиво говорит: «Может быть, яма – это смысл жизни соседнего отряда, а смысл нашей жизни – в чем-то другом?» В чем смысл их отрядной жизни, ребята не знают. Тоска и уныние. Но я-то знаю, что в конечном итоге будет то, что заранее спланировано, зачем тянуть резину?

Приятных инфантильных взрослых[52] (среди них было много замечательных людей – шестнадцать аспирантов и кандидатов наук, студенты Физтеха, в том числе будущие знаменитости – артист Александр Филиппенко и космонавт Александр Серебров, в лагере подолгу жили Александра Пахмутова и Николай Добронравов) я по-настоящему зауважал в день парадного открытия смены, когда выяснилось, что мальчик, который должен командовать парадом и отдавать рапорт, на общем сборе выступал против ношения галстуков и сегодня тоже без галстука. Маленькое, но ЧП, ритуалы в лагере любят. Однако никому из взрослых даже в голову не пришло надавить на мальчика, о нем говорили с уважением и любопытством. Так он и не салютовал. А через несколько дней, по собственному почину, стал носить галстук. Я до сих пор жалею, что в суете «орлятской» жизни не расспросил парня, почему он это сделал.

Неформальное общение с ребятами и вожатыми (по ночам я читал им лекции, на которых некоторые спали) было фантастически интересным. Я увидел, как много у ребят психологических проблем, требующих профессиональной помощи, и почувствовал, что могу быть практически полезным. Кстати, с некоторыми бывшими вожатыми и воспитанниками «Орленка» у меня до сих пор сохраняются дружеские или приятельские отношения. Между тем систематического курса юношеской психологии в СССР не было с 1930 года! А тут еще Анатолий Викторович Мудрик, работавший тогда в «Орленке», рассказал мне, как он девятиклассником случайно прочитал старую книгу по юношеской психологии и нашел в ней ответы на многие мучившие его вопросы. И мне ужасно захотелось написать такую книгу, которую ребята читали бы не от нечего делать или по долгу службы, а по внутренней потребности.

Собственно говоря, подростковый читатель, от пятнадцати и старше, появился у меня уже с «Социологии личности», хотя она вовсе не была на него рассчитана. Так было и с последующими книгами; даря их друзьям, у которых были дети-старшеклассники, я заранее знал, что сначала книгу прочтут дети, а потом, что останется, родители. Дети моих друзей часто становились моими друзьями. К сожалению, специально для подростков я так ничего и не написал, не столько из-за занятости, сколько из-за отсутствия литературного дарования. Но некоторые подростки меня все равно читали, и я это очень ценил.

Общение с ребятами не имело для меня утилитарного смысла, мне просто было с ними интересно, тем более что они часто загадывали мне загадки. Один бывший «орленок», с которым мы до сих пор дружим, появился у меня дома, когда приехал из родного Ташкента поступать в Политехнический институт. Я привык, что мальчики приходят к старшим, только если у них есть какие-то психологические проблемы. Прекрасно воспитанный профессорский сын, классный спортсмен и достаточно самоуверенный юноша, А. выглядел отлично адаптированным и ни о чем таком не заговаривал. Много позже, когда он стал взрослым, я спросил его: «А зачем ты ко мне приходил?» – «Очень хотелось поговорить о себе, но не мог заставить себя начать». Зато когда я стал «совмещать» его с другими ребятами его возраста, он со всеми завязывал контакты и начинал интенсивно общаться. Видимо, при всей внешней общительности парня, его отношения с однокурсниками были недостаточно сердечными, гуманитарные ребята позволяли восполнить какой-то коммуникативный дефицит.

Нередко знакомые приводили ко мне своих «проблемных» детей. Однажды позвонил бывший ученик 206-й школы, сказал, что у него сложности с сыном-десятиклассником, не могу ли я с ним встретиться.

– А он захочет?

– Конечно, они все читают ваши книги.

– Ну, давай попробуем.

Мальчик действительно оказался не без сложностей, я даже посылал его к знакомому психиатру, но одна из главных проблем состояла в том, что он был так же импульсивен, как его отец, и они не могли понять друг друга. Я позвонил отцу и сказал:

– Лева, главная беда твоего сына в том, он – твой и очень похож на тебя.

– Что?! Разве у меня когда-нибудь были двойки?

– Лева, ты взрослый женатый человек. Неужели ты не понимаешь, что школьные отметки – не самое важное в юношеской жизни?

И напомнил, сколько в этом возрасте с ним самим было историй, которые он забыл.

– Позови к телефону свою жену, я ей всю объясню. Иметь в доме двух таких мальчишек – тяжкая ноша.

Жена действительно все понимала, и что-то удалось амортизировать.

По-настоящему сложные вопросы я на себя не брал, просил знакомых молодых психологов и психотерапевтов, самым лучшим из которых, форменным волшебником был Миша Ериш. Иногда ребята, тот же Миша, говорили: