Мария Арбатова - Мне 40 лет

— А как же Витя? — спросила я в ужасе.

— Не знаю. Витя мне симпатичен. Но, кажется, у тебя уже прошла эйфория от романа, — сказал муж.

— Я не знаю, как ему сказать… Он же псих.

— Скажи ему постепенно, — посоветовал муж.

— Это я, — сказала я Вите по телефону.

— Уехал? — спросил Витя.

— Уехал, — ответила я, сидя напротив мужа.

— Я еду, — сказал Витя.

— Давай притормозим, — попросила я. — Для детей слишком много впечатлений сегодня. Положу их спать, и встретимся в одиннадцать на Беляево.

— А с кем они останутся? — подозрительно спросил Витя.

— С мамой, — соврала я.

В одиннадцать мы встретились.

— Видишь ли… — начала я. Он посмотрел на меня и всё понял.

— У меня было ощущение, что я статист в чужом спектакле! — орал Витя. У меня до сих пор чувство вины, но я совершенно точно знаю, что вступать в матримониальные отношения с мужчиной, который способен поднять руку, бессмысленно. Я никогда не обсуждала это с ним. Десятки моих знакомых женщин играли с мужьями подобные этюды, с извинениями, что «больше никогда», валянием в ногах, клятвами и дорогими подарками после набитой морды. Для меня этот вариант был исключён начисто. Как говорила одна моя соседка: «Я себя не на помойке нашла».

После объяснения с Витей я поехала к Ритке. К кому ещё я могла ввалиться в три часа ночи с подобными проблемами? А там всё это время игралась своя пьеса. Как только треугольник стал стабильным и добропорядочным, Ритке стало скучно, и она завела шашни с музыкантом по имени Влад. Ближайшая подруга и коллега по половой жизни учительница Аня была, конечно, в курсе. Они тайно от общего мужа обсуждали Риткину половую жизнь, и Аня честно покрывала Ритку, когда та задерживалась на свиданках. Музыкант Влад, узнав о структуре семьи возлюбленной, сначала впал в ступор, а потом пришёл как гость, посмотрел и как-то свыкся. Он уже и передавал Ане, где ждёт Ритку, и вообще всё устаканилось.

И вот однажды ночью после коллективных утех Аня ушла к себе, где спал ребёнок, а Ритка ворочалась, ворочалась, ворочалась возле мужа… И вдруг со всей очевидностью увидела на белой стене, как на экране, что Влад входит в соседнюю квартиру, обнимает Аню, снимает одежду, и… Ритка увидела это так отчётливо, что побежала прямо в ночной рубашке барабанить в соседскую дверь. По лицу открывшей Ани стало понятно, что она не ошиблась.

Что тут началось! Общий муж ворвался вслед за ней, и несколько часов четыре почти голых человека качали друг другу права. Поскольку правила игры были смещены уже до абсурда, то риторическое: «Как ты могла? Как ты мог?» не работало. У каждого была своя правда, и он отстаивал её в честном бою.

— Подонок! — кричала Ритка Владу. — Ты говорил, что любишь меня!

— Люблю, — отвечал Влад. — И Аню тоже люблю. Только чем я подонок? Я ничем не хуже вашего мужа!

— Сука! — кричала Ритка на учительницу. — Ты мне была как сестра, я тебе доверяла все свои тайны!

— Так я тебя и не закладывала нашему мужу. Просто я тоже Влада люблю! — оправдывалась Аня.

— Так вы вместе меня обманывали! — кричал общий муж. — Я этого не перенесу!

Объяснения не кончились ничем, и пары разошлись по квартирам, отказавшись общаться дальше. На следующий день Ритке стало известно от общих знакомых, что Аня выходит замуж за музыканта. Ритка была близка к безумию. Каждое утро она выбегала пораньше, чтобы успеть проколоть шины в автомобиле подлеца Влада. После этого подкарауливала его в метро и устраивала публичный мордобой с дикими воплями. Для неё это была актёрская разминка, а Влад умирал со стыда.

— Так нельзя продолжать, вы должны поменяться, — убеждала я.

— Никогда! Уедут они! Но по отдельности! Жизнь положу, чтоб всё им сломать, — шипела Ритка и каждый день придумывала соседям новую гадость.

Вот на этой фазе я и ввалилась к Ритке, полная противоречивых мыслей. Они вылезли из постели и бросились обсуждать.

— А что тебе не жить с ними по очереди? — удивилась Ритка

— Что ты городишь? Семья — это святое! У нас была замечательная семья, вот Аня развалила её из-за какого-то прохвоста! — сказал Риткин муж, имея в виду под замечательной семьёй тройственный союз.

— Из-за прохвоста? — закричала Ритка и бросила в него вазу. — Да твоя Аня — сучка, только и зарится на то, что плохо лежит!

Муж увернулся, и ваза рассыпалась в мелкие кусочки.

— Моя Аня не сучка! Моя Аня весь дом на себе держала, пока ты с этим ублюдком занималась любовью! — ответил Риткин муж и бросил в неё чашкой.

— Ребята, я пойду, — сказала я. — А то у вас и так посуды не много.

— Я иду с тобой, — сказала Ритка холодно. — Поживу у тебя до размена. Я больше не могу оставаться с этим козлом.

— Рита, успокойся, — тормозила я.

— Это даже не обсуждается, — ответила она, сунула ноги в сапоги и надела на ночную рубашку дублёнку.

— Ну тогда хоть возьми вещи, тебе завтра на репетицию, — посоветовала я.

— Я так и приду на репетицию, чтоб все видели, какой у меня муж подлец!

Мы вышли. Риткин муж молчаливо шёл за нами, бубня: «Идиотка противная, сейчас же иди домой!». Мой дом был в трёх автобусных остановках. Снег скрипел под ногами, Ритка пела на всё Ясенево матерные частушки, её муж бубнил своё. У подъезда я решила серьёзно попросить её вернуться домой, но не успела. Чмокнув меня в щёку, Ритка сказала «Ну, всё, мы пошли. Молодец, что навестила!», взяла мужа под руку и чинно с ним удалилась. Я подумала, как хорошо, что я не актриса, и пошла к своему мужу.

Витя запил. А через неделю его подобрала активная девушка. Она в течение недели развелась с собственным мужем, в течение второй недели обменялась в противоположный конец Москвы и в течение полугода вывезла Витю в Австралию. Наверное, это было правильное решение, потому что такие, как Марк Захаров, до сих пор не дают ставить таким, как Витя, и за последние десять лет ничего не изменилось. А так он, хотя уже и развёлся с девушкой, преподаёт театральное мастерство в Австралии и много ставит в англоязычном мире. Из всей тогдашней молодой режиссуры, ангажированной «Дебютом», по которой танком проехали Шатров и Захаров, делая собственные дела, только Гриша Гурвич смог сделать свой театр. И то, через сколько лет и какой кровью! По остальным статистика печальная: эмигрировал, спился, умер.

Кончился четвёртый класс. Я поднатужилась и устроила детей в лучшую школу нашего района, тесно общающуюся с американским престижным лицеем. Ещё был период придыхания перед Америкой, и всё американское, в том числе и образование, казалось лучшим. Однако близкое рассмотрение убеждало, что за двадцать лет, прошедших с моих школьных лет, мало что изменилось. Я уже могла защитить сыновей от учительского хамства, но не могла наладить ситуацию, в которой за интеллект ставили «3», а за кондовый ответ по учебнику «5».