Джованни Казанова - История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 8

— Я уверена в обратном. Видя себя оставшимся без средств, он должен был оставить меня, либо застрелиться.

— Ни то и ни другое. Он должен был продать все, что у вас есть, и переправить вас в Марсель. Находясь в Генуе, можно переехать в Марсель за очень небольшие деньги. Ла Круа рассчитал на интерес, который вызывает ваше красивое лицо, и он хорошо посчитал, но вы понимаете, с каким риском. Когда любят, поверьте мне, не могут на это пойти. Позвольте вас заверить, что если бы вы меня не поразили, я бы проявил к вам лишь весьма слабый интерес. Но я делаю ошибку, осуждая ла Круа, потому что вижу с очевидностью, что вы еще в него влюблены.

— Это правда; мне его жалко, но я жалею только о своей жестокой судьбе. Я больше его не увижу; но я больше никого не люблю. Я уйду в монастырь. У меня есть отец, у которого превосходное сердце; он меня простит. Я жертва любви; моя воля более не свободна. Когда я думаю об этом, я считаю, что не могу раскаиваться.

— Вы пошли бы из Милана с ним даже пешком, если бы он сказал?

— Вы в этом сомневаетесь? Но он слишком меня любил, чтобы подвергнуть усталости и нищете.

— Я уверен, что если мы встретим его в Марселе, вы вернетесь вместе с ним.

— Что касается этого, то нет. Я теперь начинаю восстанавливать свободу моей души. Настанет день, когда я возблагодарю бога, что полностью его забыла.

Искренность этой девушки мне нравилась. Зная силу любви, я ей сочувствовал. Ей понадобилось два часа, чтобы рассказать мне в деталях всю историю своей несчастной страсти. Прибыв в Тортону в начале ночи, я решил там заночевать, поручив Клермону заказать хороший ужин. Но моя так называемая племянница за этим ужином развернула передо мной такие познания, которых я от нее не ожидал. Кроме того, она вскружила мне голову, смакуя добрые яства и со стаканом в руке. Я нашел ее очаровательной, веселой, компанейской и не заговаривающей со мной более о своем несчастном любовнике. По какому-то поводу, вставая из-за стола, она выдала словцо, которое, вызвав у меня взрыв смеха, очень расположило меня в ее пользу. Я обнял ее, от избытка чувств, и, сорвав с ее прекрасных губ поцелуй, такой же горячий, как и мой, загорелся любовным чувством. Я спросил у нее, хочет ли она, чтобы мы легли вместе.

На это приглашение она, казалось, удивилась, и серьезным тоном, с покорным видом, явно предназначенным для того, чтобы мне не понравиться, ответила:

— Увы! Вы здесь хозяин.

— Хозяин? Здесь речь не идет о подчинении, но лишь о взаимной любезности. Вы внушили мне чувство любви; но если вы его не разделяете, я могу загасить его в самом зародыше. Здесь, как вы видите, две кровати.

— Тогда я пойду лягу во вторую. Если из-за этого ваше доброе чувство ко мне уменьшится, я буду несчастна.

— Нет, нет, мой ангел; вы не сочтете меня достойным ваших упреков. Ложитесь. Я постараюсь заслужить ваше уважение.

Она растянула ширму и легла, полностью раздевшись, как я узнал от нее самой несколькими днями спустя в Генуе.

На другой день, очень рано, я отправил епископу Тортоны письмо графини А. Б. Час спустя, в то время, как я завтракал вместе со своей племянницей, пришел старый священник пригласить меня обедать к монсеньору, вместе с дамой, что находится вместе со мной. В письме графини не говорилось о даме, которая может быть в моей компании, но испанец-прелат, очень вежливый, увидел, что, не имея возможности оставить ее одну, я бы не смог согласиться на его приглашение; он вынудил меня принять его, пригласив также и ее. Он предварительно узнал из записи, которую я сделал в гостинице, что эта дама моя племянница. Я сказал священнику, что приду.

Племянница моя, демонстрируя очень хороший характер, вела себя так, как будто я не должен был ни капельки быть задет тем предпочтением, которое она оказала своей кровати перед моей. Это мне понравилось. Со спокойной душой, я видел, что она чувствовала бы себя униженной, если бы поступила иначе. Я же этим совершенно не был задет. Самолюбие предписывало умной женщине отдаваться желаниям любовника только тогда, когда это можно счесть благодарностью за знаки его внимания. Я же пригласил ее лечь со мной в кровать только лишь как бы для проформы. Я слишком много выпил. Я увидел, что она была польщена, когда я пригласил ее пойти вместе со мной обедать к епископу. Она оделась очень элегантно и прилично. В полдень монсеньор отправил за нами коляску.

Я увидел прелата, выше меня на два дюйма, в возрасте восьмидесяти лет, однако живого, серьезного и приветливого. Когда племянница захотела поцеловать ему руку, он отдернул ее, подставив ей золотой крест, который он носил на груди. Она поцеловала его, говоря:

— Вот то, что я люблю [14].

Она искоса глянула на меня, и эта тонкая шутка была для меня неожиданностью. За столом я нашел епископа весьма знающим. Нас было девять или десять человек; помимо четырех священников, он пригласил также двух молодых сеньоров, которые осыпали мою племянницу всеми знаками внимания, которые она принимала таким образом, что убедила меня, что она к ним привычна. Я заметил, что епископ никогда не останавливал свой взгляд на ее красивом лице, даже говоря с ней. Я решил про себя позаботиться заслужить нежную дружбу этой девушки.

Я выехал из Тортоны в четыре часа и остановился на ночлег в Нови. Во время ужина я коснулся вопроса о религии и, найдя в ней добрую христианку, спросил у нее, как же она могла насмехаться, целуя крест нашего Спасителя. Она ответила, что двусмыслица подвернулась ей на язык лишь случайно, и что если бы она подумала, это словцо не сорвалось бы с ее уст. Я сделал вид, что поверил. У нее явно был ум. Желания, которые она мне внушала, становились все более сильными, но мое самолюбие заставляло меня их придерживать. Я воздержался от поцелуя, когда она пошла ложиться; однако, поскольку ширмы не было, она разделась только, когда решила, что я заснул. На другой день мы выехали в шесть часов, и в полдень были в Генуе.

Я остановился в частном доме, адрес которого мне отправил в Милан Погомас. Он снял мне апартаменты в четыре комнаты, очень хорошо меблированные, которыми я остался весьма доволен. Я отправил человека сказать ему, что я прибыл, и распорядился насчет обеда.

Примечания

1

В религии не сомневаюсь — Гораций, Сатиры.

2

острова на озере Лагомаджоре — прим. перев.

3

Когда любовь трактуется таким образом, что любовник может по желанию продать или заменить свою возлюбленную, нет никакого смысла грустить, если, потеряв одну, он приобретает другую. — Ариосто, Неистовый Орландо, XXVI, стр. 70, 5–8