Владимир Андреев - Моря и годы (Рассказы о былом)

Вышли в поход в три часа. Команду, кроме баковой и машинной, не тревожили. Ночь выдалась хорошая, тихая. По всему небосводу зажглись яркие звезды.

Идем вдоль побережья. На рассвете стала видна вся прелесть мысочков, бухт и бухточек, утесов и сопок. Дышим каким-то особенным ароматом, принесенным с берега. Первозданность природы, необычайно сложные сочетания цветов, контуры обрывистых утесов и мысов производили сильное впечатление.

Уже теперь, на склоне лет, могу твердо сказать: кто с моря берегов не видел, тот настоящей красоты не познал. Эта красота приносит человеку радость и душевную успокоенность, особенно после шторма. Сколько я ни плавал, но ни разу не замечал, чтобы люди, умеющие ценить природу и любоваться ею, могли быть грубыми…

Давно пройден маяк Золотой, а нам хода еще не менее четырех часов. В конце концов подошли. Малюсенькая бухточка, на берегу — веселый ручеек и всего с десяток домов. Послали шлюпку. Обратно она возвращалась, сильно осев в воду. Неужели течь? Оказалось, что шлюпка загружена до краев мешками, кошелями из дерюг и даже наволочками с картошкой.

Командир шлюпки доложил, что жители собрали все, что могли, хотя у них самих не густо, и просили передать эту картошку детскому саду.

Картошку перенесли на твиндечную палубу, уложили, а между кулями кто-то засунул кусок доски с надписью: «Детскому саду».

…Пять суток ведем сбор овощей. Вот и последняя бухта — Гросевича. Тут предстоит самая большая погрузка.

— Как ты думаешь, командир, пока картошку с берега доставят, не сходить ли мне с ружьишком побаловаться? Уж очень места здесь любопытные, — сказал мне Баляскин.

— Правильно, утоли свою страсть. Быстренько надевай охотничьи доспехи и начинай с устья речушки, вон в том углу залива…

Баляскин ушел, а вскоре прибуксировали большой кунгас, поставили его к левому борту. Картошка — россыпью. Пришлось с ней повозиться… Боцман Васильев предложил мягкую сетку из манильского троса с внутренней стороны покрыть старым брезентом, чтобы картофель не проваливался. Это помогло делу.

Когда подошел последний кунгас с овощами, председатель колхоза с тревогой сообщил нам, что в срочной медицинской помощи нуждается молодая женщина, которой предстоит впервые стать матерью. Он очень просил взять женщину с собой и доставить ее в больницу.

Мы с готовностью откликнулись на его просьбу в приняли на борт необычного пассажира.

Скоро сниматься с якоря, а Баляскина все нет. Наконец-то видим на берегу его долговязую фигуру. Послал за ним шлюпку с дежурными гребцами. По трапу Сергей поднимался без трофея, а вид у него был счастливого человека.

— Ну, командир, насмотрелся я такого, чего никогда в жизни не видел и в книгах не читал. Без отдыха пять часов шагал. Отдышусь, поем, тогда уж расскажу всем, непременно всем!

— Мы тут тоже не дремали. Скоро, быть может, крестным отцом станешь…

Позже, уже во Владивостоке, Баляскин обо всем увиденном на речушке, впадающей в бухту Гросевича, написал увлекательный рассказ «Сильнее смерти» — о том, как кета, отметав икру, погибает.

Вышли из бухты. Курс корабля проложили по самому кратчайшему пути. Минут через сорок из машинного отделения доложили, что готовы дать самый полный ход. Я ответил согласием. Всем — и кочегарам и машинистам — хотелось чем только можно помочь роженице.

Не успели в Совгавани стать на якорь, как к кораблю подошел катер. На борт поднялись несколько медиков. Одни пошли к роженице, другие — в кают-компанию, по боевому расписанию операционную. Черноволосый, худощавый, с небольшой бородкой врач отдавал четкие распоряжения, из которых было видно: корабль для него — родная стихия.

Врачи единодушно пришли к выводу: роженицу необходимо немедленно эвакуировать в госпиталь. Стало как-то тревожно за судьбу женщины… А утром принесли бланк семафора:

«Командиру. Ваша пассажирка и ее дочь в полном здравии. Опоздай вы на два часа, исход мог быть совсем другим. Большое спасибо вам, всей команде.

Ваш доктор».

Испытание

Декабрь. Северо-западный ветер дует, сил не жалеючи. Мороз если не все — 20°, то близко к этому. Еще ночью получено приказание оперативного дежурного штаба флота утром следовать в одну из бухт для снабжения подводников пресной водой.

В те годы пресная вода, особенно зимой, была для всех одной из самых мучительных проблем. Во Владивостоке от «Минного пруда», сооруженного еще в царское время на территории бывших минных складов, был проложен водопровод. Но сейчас эту водопроводную магистраль переключили на нужды гражданских ведомств.

Воду во Владивосток возили даже японские транспорты. Советские суда пресную воду доставляли из бухты Витязь, расположенной в заливе Посьет, южный берег которого граничил с Кореей.

В распоряжении флота оставался только пруд, сооруженный некогда военно-морским ведомством и перешедший по наследству Тихоокеанскому флоту. Это было единственное место, где военные корабли могли пополнять свои запасы пресной воды. Именно поэтому едва ли не самым первым там был сооружен небольшой бетонный пирс на сваях.

…Стоим у причала в бухте Малый Улисс, носом к берегу. Бухта замерзла так, что у борта корабля толщина льда двенадцать — пятнадцать сантиметров. Просим помочь ледоколом. Давно уж надо выходить, а ледокол «Хабаров» так и не появился. Обкололи лед вдоль обоих бортов. Толку никакого. Вот оказия! Не можем сдвинуться с места. И тут свисток переговорной трубы.

— Разрешите при проворачивании машины на передний ход немного увеличить обороты.

— Раз нужно, разрешаю.

Машина заработала согласно телеграфу «малый вперед». Лед метров на восемь поломали. Ставлю телеграф «вперед средний». С кормы сообщают: лед сломан метров на пятнадцать — двадцать.

Отдали швартовы, дали «малый задний ход». И чудо свершилось. Корабль двинулся кормой вперед. Потом последовали команды: «Полный вперед!», «Малый назад!» и опять «Полный вперед!».

И я и вся верхняя команда в радостном удивлении. Хоть и не прямым курсом, но корабль к выходу из бухты все же приближался без буксира и ледокола.

Скажи мне кто-нибудь раньше, что одновинтовой корабль может во льду двигаться задним ходом, я посчитал бы это шуткой. А тут мы из замерзшей бухты выбрались таким способом в пролив Босфор Восточный.

На чистой воде ложимся на курс к острову Аскольд. Ветер попутный, льдов в пределах горизонта не видно. Выбираясь из бухты, мы потеряли более трех часов. Надо сокращать путь и идти проливом, оставляя Аскольд справа. Пришлось изменить курс. А тут новая напасть — шуга. Чем дальше идем — тем она все плотнее. Скорость уменьшилась наполовину. Дальше пошло совсем худо. Машина работает на полных оборотах, а корабль стоит.