Дмитрий Балашов. На плахе - Николай Михайлович Коняев

Документально убедительны исторические романы Олега Михайлова «Державин» и «Суворов». Разрабатывает историю Дальнего Востока и русско-японского сотрудничества в прошлом в своих романах Николай Задорнов.

Я тут не говорю о нашем историко-военном романе, здесь разговор особый. Но широкое многообразие авторов, тем, периодов в освещении дореволюционной истории нельзя не заметить. Не все равноценно, не везде удалось управиться с фактическим материалом, быть верным исторической правде, иногда подводит еще робость перед схемой, самоограничивается творческий поиск. Но как бы то ни было, историческая тема за последнее десятилетие чаще появляется в публикациях некоторых журналов, является основой многих художественных произведений, вызывает интерес у читателей, уровень знания истории у которых значительно вырос. Нет сомнения, что художественные произведения на эту тему и дальше будут привлекать внимание читателей, несмотря на неуспех некоторых авторов, на их схематизм в отражении эпохи, незнание слова того времени. «Сегодня многое видится в истории», – сказал как-то в беседе с молодыми Михаил Александрович Шолохов. Вспоминаю, как К.М. Симонов, заходя в «Молодую гвардию», не раз поднимал вопрос об историческом журнале для молодежи, где печатались бы исторические романы и повести. К сожалению, время, а скорее материальные возможности, для такого издания тогда еще не подошло, а многие «толстые» литературно-художественные журналы не спешили отвести свои страницы исторической теме. Аргумент бывает один: отдаем предпочтение современной теме. Следуя такой логике, никогда бы не вышел «Петр Первый» Алексея Толстого, «Дмитрий Донской» Сергея Бородина, «Емельян Пугачев» Вячеслава Шишкова, «Чингисхан» Яна и другие. А ведь они были изданы в суровое предвоенное время, когда пахло порохом, когда вынашивались бредовые планы раздела нашей страны, и их публикация сослужила добрую службу в деле патриотического воспитания миллионов молодых людей, в осознании исторического опыта поколений.

Журнал «Север» и «Роман-газета» давно и плодотворно сотрудничают с историческим романистом Дмитрием Балашовым, мастерство которого росло от романа к роману. Широкий отклик получили его первые романы и повести «Господин Великий Новгород», «Марфа Посадница», «Младший сын», «Великий стол». И – «Бремя власти».

После его произведений «Святая Русь», «Симеон Гордый», «Ветер времени» пришлось слышать, что он превозносит новгородскую вольницу в противовес московской центральной власти, чуть ли не исповедует сепаратизм, независимость уделов. Уже роман «Бремя власти» все ставит на свое место. Раскрывается историческая закономерность борьбы с княжеским своеволием, раздробленностью русских земель, роли, которую сыграл в их объединении Иван Калита, решающее значение в этом Москвы.

Начало XIV века. Мужественный и гордый наш народ был вырезан, пленен, изгнан со своих мест. Единое огнище Руси распалось на несколько тлеющих пепелищ, в которых то возникал животворящий огонь русского духа, то навеки, казалось, затухал, превращая в прах и пепел былые дела, стремления и волю людей.

Уже низвергнут в запустение Киев, легенды о величии которого кажутся далекой сказкой, только жар слова летописцев напоминает о славе Галицко-Волынского княжества, вспыхивают неярким огнем и гаснут дела Новгорода и Пскова. По красным угольям Твери, Владимира и Рязани пробегают слабые, хотя и живые огоньки духа народного. Тогда Родина наша страдала от войн, междоусобий и произвола. «Светло светлая и украсно украшенная» земля русичей гибнет. Невиданное мужество и силу противопоставляет народ нашествию. И героическую песню, слово, дух. В Галицко-Волынской, Ростовской, Рязанской, Новгородской и Тверской летописях, в появившемся в начале века московском летописании главной темой становится тема борьбы с иноземными захватчиками.

Бесстрастный летописец из романа Д. Балашова «Бремя власти» вопрошает: «Да полно, сохранилось ли еще само понятие Руси Великой? Мыслят ли себя еще новгородцы или рязане единым народом с владимирцами, тверичами или смолянами? Или только в древних харатьях да в головах книгочиев-философов и осталась мечта о единой Великой Руси?» Тогда и возникал, казалось, единственно возможный вывод: о неизбежном конце и гибели земли Русской, народа нашего. И здесь Дмитрий Балашов, поднявшись на высоты истории и бросая оттуда взгляд (так и обозначив свое первоначальное присутствие «Взгляд с высоты»), к радости и торжеству читателя, обнаруживает еще многие скрытые силы и надежды, которые таила в себе эта земля, этот язык, и делает тот важнейший и диалектический вывод, который позволяет (правда, только в будущем) оценить все великие усилия московского князя Ивана Калиты, которого не раздавило и не опустошило бремя власти, власти, использованной во имя великой цели. Но, преклоняясь перед сверхвозможной стойкостью собирателя земли Русской, автор-летописец провозглашает: «…не может даже и самый великий спасти народ, уставший верить и жить, и тщетны были бы все усилия сильных мира сего, и не состоялась бы земля русичей, и угасла бы, как угасла вскоре Византия, ежели бы не явились в народе силы великие, и дерзость, и вера, наполнившие смыслом деяния князей и епископов и увенчавшие ратным успехом подвиги воевод».

Не раз впадали в искушение те, кто, описывая деяния великих, видел в их воле, силе и упорстве решающее условие торжества времени. Не раз восхищаясь характером мужей, облеченных властью, они, отдавая им свои безграничные симпатии, и выводили исторические победы страны только из их усилий.

Дмитрий Балашов избежал как вульгарно-социологического взгляда на историю, где отсутствуют конкретные лица, своими усилиями в немалой степени изменяющие облик мира, так и субъективистского преклонения перед выдающейся личностью, которая не сможет добиться закрепленных в веках результатов, если не будет опираться на историческую волю и чаяния миллионов людей своего Отечества, лучших представителей человечества. Нелегок удел Собирателя, правителя. Невероятны напряжения и собранность князя Ивана Калиты. Автором показан исторически обусловленный тип героя, руководителя, отличный от белоконных Георгиев, вооруженных и сражающихся в бою ниспровергателей зла. Не честный бой, в котором глядишь в глаза врагу, не драка, где все зависит от твоей силы, не схватка, когда ты в строю соратников, не поединок с противником перед ратью соплеменников. Нет, полное подчинение врагу, согласие с ним, опущенные долу очи в знак покорности, но непрерывная работа ума и сдержанность сердца во имя великой цели. Действительно, это новый художественный тип героя, новый образ в нашей литературе. Иван Калита добивается того, чего не удавалось добиться другим князьям ратной силой. За серебро, податливость, внешнюю покорность покупает у хана волость за волостью, собирает земли, свозит людей, строит храмы и дворцы. Он знает, что будет и бой, но для этого следует набрать силы, земли, людей. А за это ему хула, ославление, поносные слова: кровопивец, иуда, изверг, лиходей.

Как оправдать его