О Самуиле Лурье. Воспоминания и эссе - Николай Прохорович Крыщук
На обложке одной из книг Лурье издатель процитировал мою рецензию на тексты Сани. Я немного огорчилась вполне заурядными фразами и написала Сане, что у меня есть о нем слова и получше: «Сравнивать тексты С. Гедройца (псевдоним Самуила Лурье. – Е. С.) совершенно не с чем, потому что он пишет лучше всех в России, разве что с текстами Самуила Лурье…» Сане очень понравилось, он написал, что укажет в завещании, чтобы впредь непременно использовали эту цитату на обложках. Нам еще многое казалось шуткой…
Прошло пять лет. И вот – последнее письмо:
«Целую Вас, дорогая Лиля. Марине и Вите (моя семья. – Е. С.) – большой привет. А я от Вас – Григорию Михайловичу (мой отец, ушедший из жизни в 1987 году. – Е. С.), если встречу. И расскажу, и похвалю. Будет еще больше гордиться Вами. Радоваться недавним успехам. И мы помашем Вам из облаков. Будьте здоровы как можно дольше. И веселы. И красивы. И умны» (25 июня 2015 года).
Саня говорил, что исповедует философию веселого экзистенциализма…
У меня дома есть альбомчик, в который моя мама просила что-нибудь написать именитых гостей. 25 февраля 1992 года Саня написал: «Наверное, мне было предназначено прийти однажды в этот дом и почувствовать себя – своим. Мне нравился Григорий Михайлович, нравилась его проза – мне нравилась юная Лиля – и с первого взгляда понравились все в этой семье – и теперь кажется – может быть, это так и есть на самом деле – что это одна из тех встреч, какие бывают в старинных романах (английских): когда собираются люди, чья вся предшествующая жизнь их друг к другу вела – для того, чтобы все обрадовались, что плывут на одном корабле, – а значит, совсем плохо не будет никому никогда».
2015–2022
P. S. Обладая прекрасной памятью, запоминая речь собеседника слово в слово, что могут подтвердить многие мои коллеги, я все-таки после каждой встречи с Самуилом Лурье записывала все, что он говорил в тот или иной вечер. Часто – с его разрешения – включала диктофон, расшифровывала наговоренный текст и получала его одобрение. Он был уверен, что я буду писать о нем воспоминания, обсуждал со мной некоторые вещи, о которых просил упоминать или, напротив, никогда не писать. Я выполнила все его просьбы.
Юлия Сычева. Литератор Лурье
Мне не пришло бы в голову писать о Самуиле Лурье при его жизни. Вольно перефразируя поэта, пока эта вакансия была занята, присутствие его в литературе отчетливо ощущалось даже тогда, когда не выходили новые книги, и говорило само за себя. Но теперь по заведенному обычаю созданное им передано на суд времени. Не то чтобы я думала, что у Лурье мало шансов его выиграть, думаю я как раз наоборот. Но суд этот известен своей пристрастностью, да и на звание самого гуманного он вряд ли претендует.
В давней статье, написанной для газеты «Красный милиционер», Корней Чуковский рассказывал такой наивный сюжет: «Когда итальянский поэт Петрарка приехал в один городок и остановился на ночь в гостинице, хозяин гостиницы был так польщен, так обрадован, что велел вызолотить ту комнату, в которой переночевал знаменитый поэт. ‹…› И не думайте, что он был просто чудак; все смотрели на Петрарку точно так же. Рассказывают, что однажды Петрарка проходил по полю битвы. Воины увидели его – и перестали сражаться, приостановили бой, чтобы, не дай бог, не ранить по ошибке Петрарку. “Пусть Петрарка пройдет, тогда мы и довоюем! – решили они. – Ведь нельзя же рисковать его жизнью. Эта жизнь слишком нужна всему миру”»[14].
Давно прошли те баснословные времена, а может быть, их никогда и не было. Наше время не щадит ни поэтов, ни книг, ни памятников древней Пальмиры. Не пощадило бы и Петрарку. Может покуситься и на память о человеке, который скромно рекомендовался – литератор. При его жизни фортуна уделяла ему внимание, несоразмерное его дарованию.
Недавно в социальной сети на странице, посвященной его памяти, я посмотрела интервью, снятое в 2011 году. Это интервью любительское, беззатейное. Он рассказывает о публикации своих книг. Сквозь неровный свет, сквозь неуверенность оператора видны его худоба и бледность. Он берет одну книгу, показывает ее и говорит о ней, потом другую, и так довольно долго. Можно подумать, скучное интервью. Никаких обобщений, случайные ремарки о книгоиздательстве без знаменитого красноречия. И все же оно производит большое впечатление. Это как если бы сидел перед вами на соломенном стуле Ван Гог и сбивчиво рассказывал о своих усилиях по продаже картин: «Я спрашивал у Тео… а потом госпожа Бош…»
«Я только раз заплатил за издание своей книги», – говорит Самуил Лурье. А в другие разы он не платил. Это составляет предмет его особой гордости. Но и ему не платили. Нет, иногда, конечно, платили, но не слишком уж часто и не всегда издатели, а больше меценаты или благодарные читатели (добавим: благородные).
Мне почему-то кажется, что, родись он где-нибудь в Англии, его считали бы самородком. Ценили бы его остроумие и стиль, одаривали бы литературными премиями. И писал бы он для литературного приложения какой-нибудь, например, The Times. И выступал бы в клубах для искушенных эстетов, ценителей тонкой иронии и узнаваемого стиля. И жил бы где-нибудь в тихом, зеленом предместье Лондона, где гуляют белки и лисы и круглый год пахнет влажной травой. Были бы у него и признание, и достаток, и даже покой. Но он родился в России, а биографии литераторов отечество устраивает на свой излюбленный манер.
Литературный путь Лурье-писателя начался так. Его первая книга, написанная в жанре исторической повести, называлась «Литератор Писарев». Заявку приняли в издательстве «Детская литература», где работал в ту пору дружественный редактор. Напечатали ее, однако, намного позже и после положенных к случаю перипетий, зато приличным тиражом. Лурье с сожалением вспоминал, что от жадных до новинок столиц она укатилась куда-то к уральским горам, где было не слишком много почитателей Писарева. Но все же ее заметили и прочли. Так литератору Писареву удалось представить публике писателя Самуила Лурье.
Эта книга не из тех робких опытов, которых стыдятся на склоне лет, она написана с присущей Лурье непринужденной виртуозностью, и все приметы его авторского стиля в ней уже есть. Повесть искрится литературными приемами. Чего в ней только
