Давид Ливингстон - Дневники исследователя Африки

13 апреля. Сегодня утром, когда я стал готовиться в путь, мои люди отказались идти. Дело в том, что они все устали, а поведение Мохамада, возражающего против похода, поощряет их. Мохамад, который явно стремился нажить капитал на их отказе, попросил меня остаться на сегодня, а затем спросил, что я думаю сделать с теми, кто убежал. Я ответил: «Ничего. Будь здесь представитель гражданской власти, я передал бы их ему». «О, – сказал он, – я представитель власти. Арестовать их?» Я согласился. Он повторил свой вопрос столько раз, что это мне надоело. Много спустя я понял его мотивы, когда он заявил, будто бы я «пришел к нему и просил его задержать сбежавших, но он, Мохамад, отказал мне». Ему хотелось казаться в глазах людей гораздо лучше меня.

14 апреля. Выступаю с пятью людьми, оставив большую часть багажа у Мохамада. Достиг Луао, где проведу ночь. Вождь Ндова.

15 апреля. Рано утром убежал Амода. «Хочет быть со своими братьями». Они думают, что, отказываясь идти на озеро Бемба, заставят меня тем самым остаться здесь с ними, а потом отправиться в Уджиджи. Я отослал тюк Амоды назад к Мохамаду. Мой посланный добрался до Кабвабваты раньше, чем туда пришел беглец. Амода явился к моему другу арабу, тот, конечно, стал его бранить. Амода ответил, что он устал таскать ношу, а другой вины за ним нет. Я должен добавить, что Амода, как мне стало известно, хотел потом прийти ко мне с одним из людей Мохамада Богариба, но Мпамари сказал Амоде, чтобы он не возвращался ко мне. Теперь, когда мы уже находились в походе, я велел своему посланному передать Мохамаду, что ни в коем случае не пойду в Уджиджи, пока не сделаю все, что в моих силах, чтобы достигнуть озера, которое ищу: я предпочту даже ждать на Луао или на Мверу, пока не подойдут люди из Уджиджи, чтобы заменить сбежавших. В душе я не очень строго осуждал людей за дезертирство: они устали от походов, да и я, по правде, тоже, но нельзя извинить Мохамада, поощрявшего их побег и при этом двурушничавшего. Впрочем, чего еще можно было бы ожидать от него: он прожил около тридцати пяти лет в этой стране, из них двадцать пять у Касембе, а там ему часто приходилось жить хитростью. Сознание собственных недостатков делает меня снисходительным.

16 апреля. Ндова называет выкопанные в горах страны Муабо пещеры мита или мпаманьканана и говорит, что в случае войны в них может спрятаться все население этой области. По моим соображениям, это значит, что там может поместиться десять тысяч человек. В пещерах хранятся запасы провизии, и вдоль «улицы» там течет непересыхающая речка. Случилось однажды, что главный вход был осажден неприятелем, но один человек, знавший все ходы сложной сети пещер, вывел потайным ходом партию воинов, и они, напав на вторгшегося неприятеля, отогнали его с тяжелыми потерями. Создание пещер все жители приписывают Богу. Возможно, что нынешние обитатели пещер унаследовали их от первоначального племени троглодитов, которые выкопали много пещер по соседству с горой Хор – «Джебель Неби Харин», гора пророка Аарона у арабов, – и много других, даже пещеры бушменов на тысячу миль южнее этой области.

Здесь водятся крохотные, больно жалящие москиты; женщины пытаются выгонять их из хижин, перед тем как ложиться спать, обмахивая все стены пучками зеленых листьев.

17 апреля. Пересекли Луао по мосту длиной в тридцать ярдов, но ширина разлива с каждой стороны реки больше полумили. Прошли ряд деревень, стоящих на небольших высотах над равнинами, покрытыми водой. Затем пришлось идти около трех миль по этим равнинам. Четыре часа мы брели по воде, причем дно большей частью было из черной, очень липкой грязи. Старались держаться тропы, однако в тропе ногами людей, проходивших по ней, выбиты углубления, заполнившиеся мягкой грязью; когда попадаешь на край углубления, нога скользит и проваливается в грязь, до середины голени. Вытаскивать ногу трудно, и это очень утомляет. Чтобы избежать подобных неприятностей, мы заходили на траву по сторонам тропы, но нередко, наступив на невидимый край углубления, проваливались туда обеими ногами. Вслед за этим обычно на поверхность выскакивали пузыри, которые лопались, издавая ужасающий запах. Местами черная грязь и смрадная вода были холодными, в других местах – горячими, в зависимости от того, циркулировала в этих местах вода или нет. Когда мы приблизились к Мверу, вода стала доходить до середины груди, иногда покрывала всю грудь. Все грузы, боящиеся воды, пришлось нести на головах. На прибрежных песках мы встретили партию рыбаков; мне отвели хижину, я искупался в чистой, хотя и тепловатой, воде озера и с наслаждением сменил одежду. Температура воды в озере в 3 часа дня 83 °F (28 °С).

18 апреля. Шли вдоль северного конца Мверу, которое здесь простирается на юго-восток. Ноги утопали в мягком песке, затруднявшем движение, это усилило нашу вчерашнюю усталость; и потому, натолкнувшись на заброшенную рыбачью деревушку около восточных гор, мы с радостью расположились в ней на воскресенье (19-е).

19 апреля. В прошлое посещение озера я не делал отметки уровня воды, но думаю, что озеро поднялось не менее чем на двадцать футов по сравнению с прошлым уровнем, а на берегах кое-где видны следы еще более высоких подъемов.

Для ловли мелкой рыбы применяют большие корзины из расщепленного тростника, по три сразу. Каждую корзину ведет один человек и гонит ею рыбу к берегу.

20 апреля. Дошли до реки Катете, оттуда – к большому водопаду. Ночевали в деревне на северном берегу реки Вуны; здесь вблизи гор бьет горячий источник, иногда используемый для варки касавы и кукурузы.

21 апреля. Перешли через Вуну и направились в деревню вождя Калембве. Вождь встретил нас у ворот и провел к хижине, он выказал большой интерес ко всем нашим вещам. Вождь спросил, не можем ли мы пробыть в деревне следующий день и выпить пива, которое завтра будет готово. Здесь много леопардов.

Я не представлял себе, что отверстие в носовом хряще может быть использовано для чего-либо, кроме украшения, – обычно украшением служат несколько травинок, – но человек, нашивавший перья на свои стрелы, пользовался отверстием в носовой перегородке, чтобы держать в нем иглу. Продолжая путь к Кангаломе, мы увидели сплошь залитую водой страну. Я отстал от своих, хотя видел, как они погрузились в высокую траву не более чем в ста ярдах от меня, и начал кричать, но их ноги так шлепали по воде, что они ничего не слышали. Я не мог найти тропы, уходившей на юг, и направился по тропе, ведущей на восток, к деревне. Высокая спутанная трава очень затрудняла движение. Наконец я нанял человека, чтобы он показал мне главную дорогу на юг. Он привел меня в чистенькую деревню, где вождем была женщина – Ньинакасанга, и дальше идти не захотел. «Матушка Касанга» – таково значение ее имени – была очень красивой; дочь у нее тоже красивая. Ньинакасанга посоветовала мне подождать людей в тени Ficus indica, где стоят ее дома. Когда подошли мои люди, подарил ей нитку бус; она выразила глубокое сожаление, что я ухожу, не выпив у нее ничего. Обилие свирепых диких зверей заставило жителей покинуть несколько деревень.