Глеб Бакланов - Ветер военных лет

15-я и 58-я дивизии вышли к реке почти одновременно и сразу начали форсирование, огнем артиллерии подавляя противника, занимавшего оборону вдоль западного берега 14-я дивизия по-прежнему прикрывала левый фланг корпуса и вместе с тем фланг всей нашей 5-й армии. Это вечное положение левофлангового держало меня в ставшем привычным напряжении: надо было выдерживать темпы наступления других соединений армии и фронта и двигаться вперед, на запад, ни на минуту не забывая о возможности флангового удара противника. Оговорюсь, что в данном случае речь идет не об опасности теоретической. Нам приходилось непрерывно отражать ожесточенные контратаки немцев на стыке со 2-й армией Войска Польского.

Форсирование Шпрее шло успешно. В середине дня передовые части корпуса продолжали наступать уже на западном берегу реки. Мы с генералом И. Ф. Санько решили вернуться на мой командный пункт, чтобы позавтракать или, вернее, пообедать, потому что время подходило к двум часам дня, а мы оба еще ничего не ели в этот день.

Командный пункт корпуса находился в маленьком населенном пункте с ласковым и даже поэтическим названием Мильрозе. Это был не город и не село, а, скорее, большой хутор, состоящий из разбросанных поодаль друг от друга коттеджей.

Наш коттедж и вовсе стоял на отшибе, кирпичный, нарядно-красный на фоне зеленой луговины, окружавшей его.

Сели за стол, на который повар Михаил Коновалов уже выставил консервы и горячее.

В это время что-то грохнуло, как нам показалось, прямо над нашими головами. Мы выскочили из-за стола и бросились к окну. Оно было обращено не в сторону реки, на запад, а на юг. Там, на расстоянии примерно километра от нас, вдоль изумрудной луговины тянулась опушка кудрявого леса, на которой, как мы знали, расположилась одна из батарей дивизии Санько. Картина казалась тихой и мирной.

— Это твои, что ли, решили нам нервы проверить? — спросил я Санько.

— Это было бы некорректно… некорректно… — насмешливо ответил Иван Федосеевич, разглядывая в бинокль опушку.

Положение было не из приятных. Первый снаряд разорвался где-то совсем рядом с нашим домом. Второй мог угодить в него. Следовало что-то предпринять. Я еще не успел принять решения, как в дом вбежал Коновалов:

— По дому бьют самоходки! Скорее наружу! Самоходки!

— Постой, не суетись! Какие самоходки? Откуда? Расскажи толком, — спокойно остановил его Санько. А я вдруг мгновенно вспомнил аналогичную ситуацию, когда повар вот точно так же вбежал в избу — это было на Курской дуге — и увлек нас за собой за несколько секунд до того, как разорвалась немецкая бомба. Я тронул Санько за рукав гимнастерки:

— Потом! Быстро наружу! Быстро! — и сам бросился из дома за Коноваловым. Санько побежал за мной. Повар на ходу пытался объяснить:

— По нас бьют немецкие самоходки. Я их сам видел. Надо тихонько выглянуть из-за угла, вот отсюда.

Мы не успели добежать до угла, как за нашими спинами, теперь уже точно попав в дом, разорвался снаряд. Кстати, как мы узнали потом, снаряд влетел в открытое окно и разорвался, видимо, прямо на столе, за которым мы обедали. Из окон и дверей, словно вдогонку за нами, повалил густой дым. Под его прикрытием мы выглянули из-за угла и увидели, что два немецких самоходных орудия стреляют по хутору, двигаясь от леса немного левее того места, где, по нашим предположениям, стояла артиллерийская батарея дивизии Санько.

— Чего они там смотрят! — закричал он. — Разворачиваться надо и бить по самоходкам! Спят они там, что ли?

Словно отвечая на команду комдива, наши артиллеристы с опушки леса открыли огонь по самоходкам. Те немедленно развернулись в сторону батареи, вступая в артиллерийскую дуэль. Разгорелся настоящий бой. Появилась рассыпавшаяся в цепь немецкая пехота. Заговорили пулеметы и автоматы. Пришлось мобилизовать все свои ресурсы. В бой включились корпусные связисты, находившиеся при моем КП, рота охраны, учебный батальон 58-й дивизии, находившийся у нас. Курсанты, развернувшись цепью, заняли оборону по всем правилам. Я перенес командный пункт в подвал теперь уже полуразрушенного дома, того самого, в котором мы так и не успели пообедать, и руководил боем.

Бой затих постепенно и незаметно к вечеру, словно темнота сжевала и немцев, и их сгоревшие самоходки. А утром адъютант капитан Скляров доложил мне:

— Товарищ генерал, к вам приехали.

— Кто? Откуда?

— Уполномоченный Ставки из Москвы. Полковник Ткачев.

— Проси, пусть входит, — сказал я.

Хотя фамилия эта — Ткачев — звучала знакомо (я уже говорил о тех теплых, дружеских отношениях, которые сложились у меня после освобождения Сталинграда с бывшим заместителем директора тракторного завода Ткачевым), но в данном случае мне даже в голову не пришло, что этот полковник может быть именно тем Ткачевым — худощавым человеком в фуражке и потертой шинели без погон. Но это был именно он. Мы обнялись дружески и сердечно.

— Какими судьбами? — спросил я, разглядывая Ткачева. Он мало изменился, был так же худощав и легок в движениях, и полковничьи погоны на его плечах, казалось, не имели к нему никакого отношения.

— Москва интересуется последними моделями немецких танков. Так сказать, «весенними модами», — усмехнулся Ткачев. — Вот приехал в штаб командующего фронтом, знакомиться на месте буду.

— А сюда-то, ко мне, как попали? — еще больше удивился я.

— А сюда специально с вами встретиться приехал. Как говорят, с неофициальным визитом. Услыхал, что вы здесь, и приехал. Или не рады?

— Рад-то рад, а вот вам рисковать не следовало. Мы продвинулись к Шпрее так быстро, что за спиной у себя оставили довольно крупные группировки противника. Похоже, что эти леса кишмя кишат недобитыми гитлеровцами.

Ткачев словно не поверил, улыбнулся широко и весело:

— Уж так и кишат?

Пришлось рассказать ему о последнем бое, закончившемся за несколько часов до приезда Ткачева. Он посерьезнел, взглянул на потолок, по которому испуганно разбежались трещины, и сказал:

— Н-да, а я еще удивился, чего это вы в полуразрушенный дом забрались. Да подумал, маскировка. — Помолчав, добавил: — Видно, еще воевать да воевать…

Вот сейчас, вспоминая эту встречу с Ткачевым и бой, предшествовавший ей, я подумал о том, как странно складывались тогда, весной сорок пятого, военные действия. Иногда частям, ведущим наступательные действия, случалось воевать малой кровью, почти не встречая сопротивления противника или относительно легко подавляя его. Зато второй эшелон, а порою тылы наши — обозы, медсанбаты — наталкивались в лесах и на дорогах на довольно значительные, хоть и разрозненные и потерявшие управление, группы немцев и вступали с ними в тяжелые, жестокие бои…